Амрита Альгома - Простая история. Том 3

Странно, но мама даже не стала возмущаться. Совсем ничего не сказала, лишь отвернулась к окну. Николь точно знала: она обиделась, а папа и не заметил. Он спокойно вёл машину и рассуждал о том, что проповедь была как две капли воды похожа на прошлогоднюю и что и ежу понятно, что в семье должно быть доверие и любовь. Если у Николь ещё и оставалось какое-то желание праздника, то после подобного разговора оно улетучилось неизвестно куда.

Отказавшись от позднего обеда, она поднялась в себе и плюхнулась в ванну, ощущая такую усталость во всём теле, что ей показалось, что она сейчас заснёт. Такая скука тут! И это – сочельник! Никаких тебе маленьких домашних радостей, гостей, которых ты приглашаешь сама и всевозможных сюрпризов. Всё, детство закончилось, можно не тратиться на демонстрацию любви к тебе и надсадно-улыбчивые кивки. Николь даже не было грустно от этого, как ни странно. Напротив, её где-то в глубине переполняла такая спокойная радость, что она с удовольствием осталась одна: хотелось подумать о Джефе. Огорчало только то, что она не успела насладиться его радостью, узнать его ощущения. Теперь оставалось только ждать, когда можно будет ему позвонить: Джеф всё равно ещё не доехал. Ему дальше от церкви, чем им. Она вытянулась, откидывая голову: жаль, что у неё тут не так просторно, как у Джефа. Там всё подобрано с учётом его роста. И длина ванны соответствует. Джеф часто совмещает отдых с мытьём. И как только он спит в воде? Тут Николь услышала мелодию "Темной ночи" и выскочила из ванны, расплескивая воду. Джеф! Наконец-то!

– Я думал, ты уже спишь, – сказал он.

Она вернулась назад, вздрагивая от холода, гуляющего по мокрой коже.

– Я не сплю. Я сижу в воде. И я скучаю.

– А я-то как тут без тебя скучаю, – засмеялся он.

Смех был легкий, но невесёлый. Николь стало приятно. Он скучает, и она ему нужна! Она закрыла глаза, представив его волосы, когда он стягивает со своего хвоста резиночку. Хотелось зарыться в них пальцами и лицом, как она делала в госпитале. Как он сейчас далеко!

– Знаешь, я рада, что ты окрестился. Я хочу быть сейчас с тобой, а вместо этого валяюсь здесь в ванне и думаю о том, как ты спишь в воде, – призналась она тихо. – У меня тут зелёная от соли вода и лужи на полу.

Спрашивать его о том, что он сегодня чувствовал не хотелось, хотелось видеть его глаза, когда он будет это рассказывать.

– А я жую курицу, которую ты мне честно оставила, – сообщил Джеф. – Без тебя жевать не интересно. Чтобы не утомлять тебя чавканьем, желаю тебе спокойной ночи.

– Приятного сна, – засмеялась Николь.

Она ещё повалялась так, уже бездумно, просто представляя перед собой лицо Джефа. Как он хлопает ресницами и двигает челюстями. Когда он жует и думает о чём-то, он ей всегда напоминает ёжика. Хотя, конечно, здоровенного Джефа трудно представить в виде маленького ёжика, но если ты сама размером с муравья рядом с Джефом, то сравнение соответствует. У ежей всегда, когда они жуют, такой же сосредоточенный вид и комично надуваются щёки.

У Николь был ёж, когда она жила у бабушки. Мама терпеть не могла, когда он носился по ночам. Ёж-ёж, а топает своими ногами не хуже быка. Днём он почему-то любил спать. Однажды Николь хотела проследить, что он будет делать и посмотреть, какой у него вид, если смотреть на него с полу. Но как назло заснула, а ёж, устав носиться и вылакав всё своё молоко, устроился спать в её волосах. Тогда Николь впервые и единственный раз коротко подстригли. Правда, ей повезло: она додумалась взять на пол подушку, и ежу не удалось докатиться до её макушки – он устроился у плеча. И поэтому стрижка получилась вполне приличной.

Потом она вспомнила, что разговаривала с миссис Джонс, как побыстрее сдать тесты и узнала, что многое можно сдать заранее. Спать уже расхотелось. Наоборот: её вдруг обуяла такая жажда деятельности, что захотелось тут же подскочить и посмотреть, что там за темы предложены для сочинений.

Николь и подскочила, поспешно натянула старые узенькие джинсы и топик. После ванны работа шла неожиданно хорошо: Николь сама от себя не ожидала, что она так плодотворно столько настряпает. Пожалуй, это оттого, что ей позвонил Джеф. Она очнулась только тогда, когда Том постучал в её комнату Николь и вошёл, услышав её: "Avanti!"

Он был какой-то странный сегодня, папа. Спокойный вроде бы, но, кажется, его что-то или тревожило, или нервировало. Он с полускрытым сарказмом оглядел Николь, всю её комнату, присмотрелся к картинке на её экране. Это было неприятно – Николь всегда раздражало, когда стоят за плечом и смотрят, что она делает, читают, что она пишет. Она легко переносила такое только когда рядом стоял Джеф. Но папа – не Джеф.

Так и хотелось спросить: "Ну, что?" Но она промолчала: папе недовольство лучше не высказывать, особенно, если он в таком "подвешенном" состоянии. Её настроение стремительно падало и скорость этого снижения соответствовала времени стояния отца у её кровати.

Она решила, что он сейчас спросит, почему она валяется на кровати, а не сидит за столом. Не объяснять же ему, что её биологическая организация просто не позволяет ей в конце месяца спокойно сидеть на стуле, а вынуждает проводить день-два лежа. Да, завтра ей предстоит тяжёлый день.

Том рассматривал её сверху. Приятно было, что она занята уроками, если бы только ещё их делала вовремя, а то потеряла столько времени, что сейчас, как ни старайся, всё равно блестящих успехов уже не добиться. Слишком много пробелов в её школьных знаниях. Эти пробелы его огорчали.

Николь лежала на животе на кровати, поставив перед собой клавиатуру от компьютера и печатала что-то, поглядывая на экран сдвинутого на край стола монитора.

– Что ты не спишь так поздно? – Спросил он.

– Сейчас, – бросила она, торопливо стуча клавишами.

– Что ты там барабанишь? – Снова поинтересовался он и сразу посоветовал – Лучше бы уроки учила. А то и средний диплом не получишь, так и будешь неучем.

– Очень мне нужен средний диплом, – отмахнулась, качнув головой Николь, – что я, не человек что ли?

– Ты б хоть убрала тут немного, целыми днями валяешься сломя голову, – окинув снова взглядом нагромождения на столе и подоконнике, сердито сказал он. Неужели не понятно: сидя за столом работать удобнее, а у неё тут просто свалка.

Повернулся, чтобы получше рассмотреть, что она делает, но в тесноте задел локтем стопку книг. Книги шумно попадали на пол. Тома это разозлило.

– Мне так нормально. Я занята, – снова отмахнувшись и от шума, и от Тома, равнодушно сообщила Николь, продолжая стучать по клавишам. Уже заключение, ещё немного и сочинение готово. Досадно, что папа пришёл с мысли сбивать. – Может, мы потом всё это выясним, а?

Ссориться ей не хотелось, и она примиряюще предложила, не глядя на Тома: