Мара Минг - Авиньон и далее везде. Роман-путешествие о любви и спасении мира. Основан на реальных событиях. Публикуется в память об авторе

Остальные выглядели посолидней главаря и одеты были по форме: черные спортивные штаны с белыми лампасами, черные борцовки с белыми буквами на спинах. YOU CAN, прочла я, и, прищурившись, разобрала буквы помельче: «with positive energy». «Les Echos-Liés. Unclassified», было написано на груди. Цветовое единство нарушал только тренер-охламон. Он мелькал между своими черно-белыми парнями как сказочное бирюзовое животное за стволами деревьев. Я задумалась: вот будь я тренером бойзбенда – я бы как, нарядилась как все? Или все-таки нацепила бы что-нибудь голубенькое с чудовищем, чтобы все сразу поняли, кто здесь самый умный и самый красивый?

– Ириску будешь? – Паоло ткнул мне под нос цветной пакетик. – А то я съем. Последняя.

Рядом присели, неловко подгибая ноги, две немки: одна рыжая, постарше, вторая помоложе и постройнее. Та, что постарше, вцепилась зубами в вонючий мясной бутерброд. Младшая посмотрела на это дело с отвращением. Со стороны другой, – тянулась внутри меня ленивая мысль, потому что глаз все цеплялся за бирюзовое пятно как за репейник, – тренер ведь не обязан выступать сам. Может, он просто худрук? Ставит номера, следит за успеваемостью и вытирает своим черным парням носы. Если так, ходи ты в чем угодно, хоть в пижаме…

Я смирилась, брейкданс так брейкданс: все равно время до шоу Джона нужно как-то убить. Лишь бы обошлось без японского бокса.

– –

В некоторых историях магия начинается без увертюры: она просто возникает из ниоткуда, точно кто-то дернул рубильник. Мгновенное включение. Может, дело было в музыке? Музыка, которая потянулась из динамика, заволокла площадь, окутала людей плотным туманом. Суровые мужские голоса, качающий глухой ритм. У меня по коже побежали мурашки; больше всего это было похоже на какой-то африканский гипнотический рэп. Песнь улиц. Заклинание подземных переходов и железнодорожных мостов.

Это было очень странно, прямо сразу. Это совсем не было похоже на начало какого-то шоу и уж тем более не вязалось с брейкдансом.

Черно-белые парни вместе со своим бирюзовым фронтменом выстроились в две шеренги друг напротив друга и в такт суровой музыке принялись разминаться. В такт этой суровой музыке они покачивали головами, тянулись, приседали. Отжимались. И странность нарастала: все, что они делали, было предельно серьезно. Сосредоточенные лица, отсутствующие взгляды. Они были похожи на воинов, которые совершают ритуал перед битвой. Команда взрослых мужчин в черном и еще один в бирюзовом. И музыка. Полурэп-полувуду.

Это было чертовски странно. Это было совсем не то, чего ожидаешь от уличного шоу. Ты ожидал, что тебя развлекут или удивят. Ты совсем не был готов к тому, что окажешься на богослужении.

Это было так странно, что меня пробрало до костей.

И тут же африканские гипнотизирующие ритмы иссякли.

В тот же миг парни ринулись друг к другу и в два прыжка сомкнулись в круг. Разом нагнулись внутрь – так, будто увидели под ногами что-то маленькое – замерли на секунду, а потом —

– Energie positive!!!! – заорали хором, так громко и жизнерадостно, что я подскочила.

Вот тебе и раз! Я снова почувствовала себя сбитой с толку. С воинами, готовившимися к битве, веселый растаманский слоган никак не вязался – но и воинов на сцене и в помине не было; парни опять превратились в брейкданс-команду, только совершенно мультяшную: улыбки до ушей, глаза блестят. Неформалы в стиле Диснея.

На площадке явно намечалась какая-то интрига.

Надо же, подумала я. Energie positive. Тоже ведь… заклинание. Только жизнерадостное. Ничего общего с суровой молитвой.

Фронтмен странного военно-танцевального ансамбля шагнул вперед и сверкнул улыбкой. Типаж, пожалуй, такой: герой-хулиган из подросткового сериала. Постеры с такими парнями шестнадцатилетки расклеивают по стене напротив кровати. Все в самый раз, а то и слишком: высокий, скульптурный, самоуверенная улыбка, сияющие глаза. И такой бодрый! А чтобы образ не получился уж слишком приторным – мятая майка, бандана, велосипедные перчатки. И штампики татуировок на руках.

Он напомнил мне Эла, моего старинного приятеля-байкера, который когда-то был в меня влюблен. Тот был такой же лучезарный; даже черты лица показались похожими. Я рассмеялась этой мысли. Молодец, парень, подумала я с симпатией и внезапной теплотой. Очень уж ты славный, и наверняка нравишься девочкам. И наверняка это знаешь. Вряд ли мы бы с тобой поговорили о чем-то важном, а вот похохотать вместе наверняка бы смогли отменно.

Что поделать, тогда я увидела его именно таким: сериальным красавчиком в хулиганском амплуа, обаятельным оболтусом в бирюзовой маечке и с очень предсказуемым лицом. Но сейчас – сейчас я помню три разных твои лица, революционер.

В день, когда я записываю все, что пришло ко мне, ты где-то спасаешь мир, а я сижу в туманном Риме на обломках империи, в писательском доме с высоченными потолками, медными дверными ручками и оконными ставнями в стиле Сайлент Хилла. Сижу на окне, глядящем в цветущий сад, куда мне не велено ходить, и на облезлые стены позеленевшего римского дворика-колодца. В васильковом платье. С чашкой кофе, купленного под вечер у индусов. И ночью, когда над Римом полыхает гроза, и струи дождя захлестывают виа Карло Альберто —

я помню три разных твоих лица.

– –

Бирюзовый окинул взглядом публику.

– Добрый вечер всем! – радостно крикнул он в микрофон, мушкой прилипший к щеке, и приложил ладонь горсткой к уху, ожидая ответа. Из жидкой тишины позади меня раздались отдельные приветственные крики. Разрозненные залпы, никак не напоминавшие салют.

Вот тебе и раз!

У парня изменилось лицо: улыбка убежала с него, как убегает в водосток струйка воды. «Нет, ребята, так дело не пойдет», – было написано на нем. У остальных участников бойзбенда физиономии сделались такими же.

А чего они хотели? Чтобы все заорали как на стадионе?

Но бирюзовый не сдался. Он проговорил что-то в микрофон – уже слишком быстро, чтобы мне понять его французский – и вдруг снова просиял. И снова крикнул, еще веселее, чем прежде:

– Добрый вечер всем!

Черно-белые парни поддержали предводителя счастливым воплем. И публика, поняв, что от приветствия не отвертеться, взревела в ответ. Это хоровое приветствие прозвучало уже совсем иначе: так, словно весь этот мир, с которым поздоровался лучезарный парень в ореоле закатного авиньонского солнца, долго и хорошо репетировал. Как на стадионе.

Бирюзовый остался доволен: он ухмыльнулся и продолжил говорить. Голос у него был довольно приятный. Я навострила уши: на удивление, из его слов мне удавалось понимать значительно больше, чем из слов Филиппа или Люсьена. То ли у него было получше с дикцией, то ли французский начал ко мне возвращаться.