Эллина Наумова - Давай знакомиться, благоверный…

Анджела хитрила, говоря не о Михаиле, а о человеческих контактах вообще. Думала, намыть из мутной жижи, к которой психологи гонят стадо научно-популярными книжками и устными рассуждениями, золотишко для личного использования в отношениях с мужем. А мама окунула дочь в холодную прозрачную воду. Может, ее толща и искажала лежавшее на дне, но уж никак не выдавала его за что-то другое.

– Скоренькая психологическая помощь, да? – проворчал легко раскушенный орех.

– И действенная, заметь. Ты продемонстрировала чувство юмора с горчинкой, не упомянув про кастрюли и швабру. Очухивайся давай. Собой займись – в ванну ляг, книгу почитай, в гости к кому-нибудь напросись. А лучше – нагрянь. Уныние, как все на свете, первый раз прощается, второй раз запрещается, а третий – исключается, – надоумила роднющая профессионалка в чрезвычайных семейных ситуациях и положила трубку.

Анджела тогда не нашла в себе сил ни на ванну, ни на книгу, ни на приятельниц. Но нынешние мысли о горячей пище со специями уже не испугали. Да и муж впервые за год, а то и больше, посмотрел на нее с интересом и, кажется, невольно улыбнулся. Жена мгновенно расслабилась и подумала: «Что, собственно, произошло на рассвете? Я пыталась его возбудить, принудить к исполнению супружеского долга. И обнаружила, что мой герой, мой Мишенька, импотент. Хорошо, что набросилась, умница девочка, иначе не догадалась бы. Мучила бы себя подозрениями, будто он в кого-то влюбился, поэтому меня не хочет. А он не может. Наверное, идиотизм этому радоваться. Но моя несчастная самооценка, которая так волнует маму, заслужила отдых. Он переутомился, ему нужна виагра. Тоже мне, трагедия в двадцать первом веке». Но стыд упорно не отцеплялся от души. «Я молилась, чтобы он на самом деле спал и не узнал о моем позоре. Боялась, скажет что-нибудь грубое, насмешливое, дескать, потеряла форму, любимая. А он… он будет клясться, что ничего не случилось, даже под пытками».

– Кофе? – спросил Михаил.

– Кофе! Выпьем кофе, – отозвалась Анджела.

Голос прозвучал весело, с ласковым и чуть насмешливым сочувствием. Давно она его не слышала таким. Из гортани протискивались то жалкие ноющие, то еще более жалкие раздраженные звуки. Получается, мама не ошиблась. Кризис, банальный кризис среднего возраста у мужчины…

– Хорошо спалось? – поинтересовался он едва ли не завистливо.

– Хорошо. Чуть не проспала твой уход. Еле глаза продрала.

– Да меня провожать не обязательно. – Чудо, но улыбка опять, будто сама по себе, искривила его губы.

– С чего это вдруг? – на сей раз тон был просительным, дескать, разоткровенничайся, сделай милость, и забудем обо всем наконец.

– Ну… Я уже большой мальчик.

«Неужели издеваться надо мной день за днем легче, чем обсудить проблему? Или проконсультироваться с врачом? Может, дело в простатите каком-нибудь и надо немедленно лечиться? Или самому начать глотать таблетки, восстанавливающие потенцию?» – едва не завопила она. Но хоть и срывалась уже порой на крик, быть вульгарной еще не привыкла. Стоически подавилась упреком и кофе, закашлялась. Муж дружески шлепнул ее между лопатками. «Не умирай, наша жизнь вот-вот наладится», – перевела она. И, доверившись его взглядам, улыбочкам и свойскому жесту, решилась:

– Мишенька, золотой мой, сын теряется в догадках. Говорит, что не получилось связаться с тобой по скайпу, написал по электронке. У него в отправленных письмо значится, а ты не ответил. Посмотри, вдруг твой комп зачудил, и оно оказалось в спаме. У Алика все замечательно, только просит несколько увеличить денежное содержание. Он ведь отлично учится. Почему бы не поощрить? Я недавно виделась со Стеллой. Они с Григорием тоже проповедуют юношескую скромность наследника. Тоже боятся, что их Юрик раньше времени пресытится. Что начнет лениться. Однако переводят ему вдвое больше…

Она не закончила. Михаил как-то пародийно вытаращил глаза, но заговорил со зловещей растяжкой:

– Мне плевать на Стеллу, Григория и их балбеса. Я не понимаю, почему Алик по денежным вопросам обращается к тебе, а не ко мне. Я был категорически против его отъезда в Швейцарию именно сейчас. Ты избаловала его, мальчика надо было еще пару лет готовить к самостоятельной жизни. Но ведь все твои родственники в один голос воскликнули: «Пора! Ему необходимо свободно заговорить на иностранных языках, адаптироваться в чужом государстве еще школьником. Ему, видите ли, нужно смолоду получить гражданство!» И вот результат. Он не в состоянии рассчитывать траты, он легкомысленный испорченный подросток… Вы разорите меня и вгоните в гроб. У меня три тысячи человек работают, я отвечаю за каждого. Я просил два года на реконструкцию производства, заметь, не останавливая его, не увольняя пока никого. Всего семьсот тридцать паршивых дней без лишних трат. Затем и ты, и Алик будете обеспечены навсегда, позволите себе все, любые капризы. Я лично подал вам пример: отказался от охраны и водителя, сам расчищаю дорожки вокруг дома, таскаюсь за газонокосилкой и убираю в гараже…

– Ну, положим, я-то обхожусь тебе совсем дешево! – вскипела Анджела. – И сын впервые попросил что-то сверх того минимума, который ты ему определил. Мы тебя понимаем, мы терпим. Это ты почему-то назначил нас врагами своего дела. Какая связь между увольнениями твоих служащих и просьбой ребенка обсудить его кошелек? Ладно, он за границей. Но я сижу здесь как проклятая. Извини уж, если полное отсутствие моих запросов вгоняет тебя в гроб, то я хотя бы выскажусь. Долго молчала, проявляла такт, и все равно сплошные упреки. Ты проводишь в офисе по пятнадцать часов без выходных, три часа в дороге, шесть – в кровати во сне. Мы никуда не ездим и отказываемся от любых приглашений, то есть вообще не тратимся ни на что и ни на кого. И твои титанические усилия и жесткая экономия до сих пор не дали результатов? Да что ты там создаешь, черт возьми? Империю? Скупаешь по частям Европу и Америку? Сам же говоришь всего лишь о модернизации нескольких средних предприятий!

– Ты ничего не смыслишь в бизнесе. Иногда необходимо ужаться в элементарную частицу, чтобы состояться и утвердиться в новом качестве. Твои комментарии неуместны.

– Да мы с тобой вообще не разговариваем, Мишенька. «Доброе утро», «пока», «привет» и «спокойной ночи».

– Не смей мотать мне нервы!

Выкрикнув последнюю фразу, Литиванов выскочил из кухни и бросился через холл к внутренней двери в гараж. Анджела рванулась за ним. Она не собиралась отвечать или удерживать своего психопата за рукав. Сработал один из рефлексов любви – бежать вослед, не отставать, быть рядом до последнего, если не дано до победного. Когда она поравнялась с зеркалом, дверь хлопнула за спиной мужа. Чего доброго, женщина выбралась бы на улицу, чтобы стоять на виду, когда он будет уезжать. Но машинально посмотрела на свое отражение. Лохматая босая чокнутая с перекошенной рожей и надетом задом наперед изломанном уродливыми складками платье. Так вот к чему относилось любопытство в его взгляде и улыбка, будто через силу. Такой он ее видел действительно впервые. Забавно? Смешно? Она, голая, лезла на него, он ее скинул, защищался кулаками. И вот результат – из постели выползло чудовище, которое в здравом уме и трезвой памяти никто хотеть не может. К Анджеле вернулось самообладание отчаяния. Вернее, тупость, заторможенность и ощущение, что самое ужасное в жизни свершилось. Хуже уже не будет. Все. Она повернула назад, в кухню, бездумно уселась на стул и начала жадно хлебать еще горячий кофе.