Елена Виктори - Наедине

Чрезмерное внимание мужского пола, и без того всегда отягощавшее, в институте приняло обороты непредсказуемые. Особенно досаждал нахальный Петр, старшекурсник, который кинулся осаждать Риту как неприступную крепость. И стиль «ухаживания» выбрал хищный и захватнический: отпускал неуместные шуточки, подкарауливал, искал случая оказаться наедине, чтобы дать волю неуёмным рукам и буйной фантазии, отчего Рита боялась перемещаться по общежитию в одиночестве. С подругами тоже не складывалось, как только взгляды парней развернулись в сторону Риты, то для девушек она стала черной кошкой, которая может перебежать дорогу в любой момент. Ищущие взгляды сопровождали Риту везде, как и сегодня в дороге. Ей даже казалось, что глаза, чужие, большие, любопытные, преследуют её повсюду, и в прямом смысле пожирают её, стараясь отхватить наиболее лакомый кусочек. Всевидящие, наблюдающие глаза, от которых не спрятаться и не укрыться.

История с Петром могла стать коротким и смешным анекдотом, будь отец в живых. Одного появления приезда папы было бы достаточно, чтобы положить конец мелким козням невоспитанного ухажёра. А сейчас возвращение в общагу напрягало предстоящим столкновением с целеустремленным наглецом, который не упускал случая напомнить о себе пошлыми намёками и прочими неприятными выходками. Чем больше Рита сторонилась Петра, тем навязчивее он становился. Её холодность прочитывалась им как вызов, воспринималась как красная тряпка, словно Рита – приз, за который нужно бороться. «Никуда не денешься, влюбишься и женишься», – напевал Пётр, заглядывая на общую кухню. «А потом понравится, и сама же еще и попросишь», – наклонившись, шептал ей в ухо. Петя – амбал под два метра роста, богатырского сложения, и Риту пугала его агрессивная настойчивость. Нервы, и без того расшатанные, давали сбой, и слезливые настроение случались почти каждый вечер, особенно при воспоминаниях об отце. Как много он значил – друг, учитель, тренер. Крепость, защищавшая их с мамой, Рита ни на минуту не сомневалась, что отец станет одним из долгожителей в роду, сохранив прекрасную физическую форму, ясный ум и чувство юмора до глубоких седин. Но всё пошло наперекосяк, что-то заклинило и сбилось в системе мироустройства, запустился обратный отчет, и в непредсказуемом сценарии, не находя для себя места, Рита спрашивала: для чего жить? может быть, её место там, рядом с папой?

***

В общежитии, с момента его основания, было заведено, что в правом крыле жили девочки, а в левом – мальчики. С годами, установленный изначально, порядок нарушился, и в комнаты стали заселять без учета гендерной принадлежности. За четвертым этажом, где проживала Рита, давно закрепился статус «элитного», комнаты предназначались для одного человека. А на других этажах размещались «семеро по лавкам». Кухня, душ и санузлы, как и везде, оставались местами общего пользования. Дверь в душ закрывалась на хлюпкую щеколду, и сломать её не представляло труда любому, тем более, горилле вроде Петра. «Почему не починят?» – как-то поинтересовалась Рита у соседки. «А толку? Сколько раз её уже вышибали. Каждый праздник – „привет“ двери. То блюёт кто-то, то заснёт пьяный… Устали уже чинить, если честно, бессмысленное дело, да и вообще, аккуратнее тут с душем, особенно во время вечеринок. Можно и в неприятность попасть, и на сексуальное приключение нарваться».

Когда Рита стала центром внимания парней, на вторую чашу весов увесистым грузом легла женская ревность. История с Петром незамедлительно дала повод для сплетен и злословия.

– Посмотрите, недотрога какая! – сказала как-то однокурсница Петра, грея кастрюлю на плите, пока Рита ждала своей очереди. – Да с ним любая не прочь, а ты тут ходишь-выделываешься. Цену себе набиваешь, красавица?

Смешки раздались на кухне, где шёл разговор. Риту обсуждали, оценивали и откровенно ждали, когда она вляпается в какую-нибудь историю. Она приманка для хищников, а кругом – зеваки, соскучившиеся по зрелищам. Посягательство Петра доставляло массу хлопот, хотя пока, в основном, выражалось словесными угрозами и непристойностями в устной форме. Но горилла всерьез «положил на нее глаз», и решил положить туда же и руки. К тому же, Петя жил на одном с ней этаже, а по вечерам зачастую не упускал случая приложиться к бутылке и устраивал демонстрацию силы, отвратительным образом подкалывая слабых. Перечить ему никто не смел. Охрана общежития находилась на первом этаже, да и гордое слово «охрана» мало подходило к добродушной бабушке «Божий одуванчик» и безобидному, слегка глуховатому деду. Пожилые вахтёры не привлекались к разборкам, периодически случавшихся на этажах; ссоры бытового характера, и драки, улаживались собственными силами без привлечения третьих лиц.

Предчувствие Риту не подвело. В тот же вечер, альфа-самец, изрядно выпивший, постучал к ней в комнату. Сначала слегка, а через пару минут принялся колотить со всей дури. Дверь ходила ходуном под ударами, а Рита стояла у стены, бледная и перепуганная. Жизнь в общаге регулировалась негласным уставом, и в чужие проблемы встревать не спешили. Бьют? Сам виноват. Пристают? Спровоцировала. Обокрали – или не вернул старый долг, или не будь лохом, не разбрасывай деньги, где попало.

– Марго, открывай! – во всё горло орал Петя, словно пьяный муж, ломившийся домой на законных основаниях. – Открывай, слышишь?! Я знаю, что ты там!

Несколько немудреных приёмов самообороны, которым обучил отец, Рита отлично помнила, но тело оцепенело, не слушалась. Дверь, будто сознавая возложенную на нее ответственность, мужественно держала удар. Рита лихорадочно вцепилась в металлический термос, оказавшийся под рукой, и принялась считать «раз-два-три», в вальсовом ритме, готовясь нанести ответный удар, как только обидчик к ней приблизится. Но паника не отпускала её, если она ударит сильно, то может нанести увечье человеку, а если слабо – то пощады ждать не придётся. Как защитить себя?

Дверь, героически державшая оборону на чистом энтузиазме, сдалась. На пороге, пошатываясь и заслоняя силуэтом дверной проём, стоял громила Петр. Рита напряглась всем телом, зажмурилась, уже замахнувшись и – ба-бах! – под воздействием неведомой силы горилла вылетел обратно в коридор. Завязалась возня, шум, ругательства – в потасовке Рита постепенно узнавала соседа, живущего через стенку. Незаметный и обычно сдержанный сосед мурыжил огромного Петра по полу. Разборка продолжалась недолго, сосед уложил противника на лопатки и прохрипел:

– Чтобы я тебя здесь больше никогда не видел, ты понял?! Повтори! Повтори!

– Не видел…. меня… здесь… чтобы… – силился повторить задыхающийся нетрезвый Петр, – понял я, понял…