Юлия Лавряшина - Просто вспомни обо мне…

…На похоронах она держала его за руку, как поступила бы со своим сыном. Ее тревожило, что если Данил опять начнет улыбаться, то это будет выглядеть более чем странно. Ведь всем не объяснишь… Поэтому, прежде чем вывести его из подъезда, Даша сильно сжала его руки и внушительно произнесла то, что должен был понять и ребенок:

– Послушай меня, пожалуйста. Мы сегодня хороним Ксюшу с Леночкой. Плакать не нужно. Просто думай о них. Ты ведь их помнишь? Договорились?

– Договорились…

Он без улыбки кивнул, и его заросшее лицо впервые за те часы, что Даша его знала, стало серьезным.

«Вот так, – с облегчением подумала она, довольная своим воспитательским успехом. – Надо уметь разговаривать с детьми на равных».

Но стоило выйти во двор, как усталость прошедших суток придавила Дашу к земле. Ей захотелось оглохнуть, потому что весь мир сотрясался от бесцеремонного грохота, доносившегося с соседней стройки, а совсем рядом всхлипывали какие-то женщины, которым незачем было плакать, ведь они даже не могли знать, что именно в Ксении нужно было оплакивать. Они делали это потому, что так полагалось на похоронах, и это казалось Даше отвратительным.

Она приказала себе не плакать ни в коем случае, хотя имела на это право. Вовсе не потому, что была Ксениной сестрой, ведь родственники по крови зачастую оказываются самыми чужими людьми. А потому, что знала о Ксении всё.

«Нет, не всё, – поймала Даша себя на мысли и, незаметно нащупав руку идущего рядом Данила, мягко сжала ее. – Я ничего не знала о нем. Он стал Ксениным миром, а я о нем даже не подозревала. Почему? Какой смысл был в том, чтобы готовить мне такой сюрприз? Почему в последнее время у нее появилось столько секретов? Она сказала, что сменила работу, но так и не призналась, чем занимается…

Данил не ответил на ее пожатие. Его рука оставалась такой же безвольной, но он и не убирал ее. Даша с тревогой покосилась на его пугающе серьезный профиль, серьезный до резких морщин, пущенных из внешних уголков глаза к седому виску, до затвердевшей линии рта и сошедшихся бровей, будто присыпанных серебристой золой.

«Он все понимает! – с испугом подумала Даша. – А если он все же притворяется? Какой идиоткой я тогда выгляжу в его глазах… Да нет, что за чушь? Придет же такое в голову».

Внезапно он так порывисто наклонился к Даше, что она едва не отшатнулась.

– Ксеню увезут? – спросил он шепотом и внимательно заглянул ей в глаза.

– Да, – прошептала Даша. – А ты останешься со мной.

– А куда ее увезут?

– На кладбище. Там хоронят тела тех, кто уходит из этого мира.

– А если она захочет вернуться?

«Вполне естественный детский вопрос», – решила Даша, отогнав остатки сомнений.

– Если она этого захочет, ей дадут уже другое тело. Совсем маленькое. И мы с тобой уже не узнаем нашу Ксеню.

Он понятливо кивнул и замолчал, но через несколько шагов снова наклонился:

– А ты не уйдешь от меня?

«От меня! – с горечью отметила Даша. – Вот несчастье на мою голову! Он уже считает меня своей…»

– Я не уйду, – заверила она и покрепче сжала его руку. – У меня тут дел по горло.

О сестре она старалась не думать и даже не смотрела на установленные в открытом грузовике гробы. Любая, даже мимолетная мысль о Ксении вливалась горячей каплей в тот до невозможности разбухший комок, что ворочался в горле, а Даша уже поклялась не выпускать его наружу. Это было ее горе. Только ее. И Даша ни с кем не собиралась делить его. Даже с этим непонятным человеком, который шел рядом.

Только в автобусе, увозившем их двоих из опустевшего города, она пришла в себя и переполошилась: «Да что же я делаю?! Что скажет Сережка? Да и вообще… Сумею ли я просто прокормить такого здорового мужика? Старушка была права – тут бутербродом не отделаешься».

Может, Даша засомневалась бы и раньше, если б после похорон их с Данилом не принялись допрашивать родственники погибшего вместе с ее сестрой армянина. Им не давало покоя, что Данил не получил ни единой царапины.

«Этого не может быть, понимаешь?!» – кричал самый маленький из них и тыкал Даше в лицо темным, будто измазанным йодом, пальцем.

«Да у него жена и дочь погибли! – орала она в ответ, ничуть не стесняясь слегка подтасовать факты. – Это, думаешь, стоит того, чтобы убрать одного вашего приятеля? Неужели он другого способа не придумал бы? Да ты посмотри на него! Он же помешался от горя. Как вы смеете еще и обвинять его?!»

Ее напористость, выработанная годами битвы с клиентами за обещанный гонорар, смела все их доводы, и армяне нехотя отступили. Им и вправду оказалось не под силу найти причину для убийства настолько вескую, что она перетянула бы жизнь жены и дочери…

«Получается, повезло, – задумчиво сказал молчавший все это время печальный носатый исполин. – Ладно, парень, живи!»

Окончательно убедив и себя, Даша опять схватила Данила за руку и потащила на вокзал. Поискать среди развалин что-нибудь из его вещей ей даже не пришло в голову. У Даши было чувство, что она под обстрелом выводит раненого с поля боя. Какие уж там вещи…

Отдышавшись в автобусе, она покосилась на Данила со страхом: «Господи, что я буду с ним делать?» Почувствовав ее взгляд, он повернул голову и так улыбнулся, что Даше сразу стало стыдно.

– Хочешь спать? – заботливо спросила она. – Ты ведь устал. Положи голову мне на плечо… Я разбужу тебя, когда приедем.

– Договорились, – снова сказал он, как всегда отвечал Сережка, и засмеялся, довольный собой.

Голова у него оказалась тяжелой, и через четверть часа у Даши уже заболело плечо. Все еще стараясь отвлечь себя от мыслей, она с усмешкой попыталась представить, чем может быть забита его голова. Ей вспомнилась детская песенка: «Из чего же сделаны наши мальчишки?» Заполняя собственную голову, поспешно принялась перечислять, придумывая на ходу: «Из пластмассовых скорлупок… Из припрятанных окурков… Из мыльных пузырей… Нет, это скорее годится для девчонки…»

Пытаясь подражать сестре, Даша попробовала взглянуть на всё так, будто была хозяйкой мира, и уверяла себя, что большой обузой этот человек не станет. Она подзаработает денег и поместит его в больницу… Кажется, у Веры был знакомый психиатр… И, конечно, надо заявить в милицию, пусть выяснят, кто он такой. В конце концов, это же их работа! Даше больше не нужно было побуждать себя действовать. Она уже действовала, теперь бы еще перестать бояться того, что она делала. Задремав на несколько секунд, Даша прижалась к теплой макушке сидящего рядом мужчины, а проснулась от того, что Данил молча и неумело вытирал ей лицо ладонью. Его разбудило то, что ее щека стала мокрой.

– Вот черт! – пробормотала Даша с несвойственной для нее грубостью и отвернулась. – Я все-таки разревелась…