Мэри Х.К. Чой - Экстренный номер

– Сэм, все очень вкусно, – промурлыкала Мэллори.

Кресло Сэма было немного выше, чем диван, на котором сидели девушки, и он изящно скрестил ноги. Его правое колено задело левое колено Пенни, и она едва не потеряла сознание. Ее взгляд задержался на крохотной чашке с эспрессо в худых руках Сэма, и у Пенни промелькнула мысль, не гей ли он. Но, вообще говоря, это не ее дело.

– Какие классы ты выбрала, Джей?

– Что, мы теперь зовем меня Джей? – спросила Джуд. Ей это обращение явно нравилось.

Сэм рассмеялся.

– Примеряю.

Он потер бицепс, и на другой его руке тоже обнаружилось тату, изображавшее какое-то животное. Пенни все еще чувствовала тепло в колене, там, где его случайно коснулась нога Сэма, и она зарделась. Интересно, что это за татуировка. Возможно, голова лошади. Может быть, шахматная фигура, черный конь.

Если бы она выбирала татуировку из шахматных фигур, это был бы слон. Они благоразумные и результативные и действуют неприметно. Мэллори и Джуд выбрали бы ферзей. И мать Пенни – тоже, если уж на то пошло.

Дядя Сэм .

Сэм мог бы играть в группе, восхитительной и мрачной группе.

Пенни считала, что сигареты бессмысленны и отвратительно пахнут, но могла представить, как Сэм курит и что выглядит при этом круто.

Боже, она смогла бы выкурить сигарету, если бы он это предложил. Они выглядели бы эффектной парой: в одинаковых нарядах, прислонившиеся к стене, с сигаретами, такие крутые.

Крутые, как глаукома и рак легких .

Пенни никогда в жизни не пробовала сигарет, и если бы они покурили вместе, то она наверняка зашлась бы в приступе кашля, который длился бы целую вечность и закончился громким пуком.

Господи, Пенни, соберись .

Серьезно, что с ней такое происходит? И вообще, у нее есть парень. Пенни попыталась вызвать в памяти лицо Марка, но не продвинулась дальше общей линии его носа и волос. Марк, который в пятом классе обзавелся блондинистыми афрокосичками и всю зиму носил одну и ту же синюю флисовую куртку, не стирая ее.

Сэм был другим: ухоженным, задумчивым и угловатым – портретом работы Эгона Шиле. Если Пенни помнила правильно, Шиле был протеже Густава Климта и имел склонность рисовать себя обнаженным.

Обнаженным .

– Итак, – сказал Сэм, откидываясь в кресле и скрещивая руки. – На кого вы, девчонки, учитесь?

Шиле вряд ли говорил «девчонки».

– Теория массовых коммуникаций, – сказала Мэллори, взбивая волосы. – Я хочу стать актрисой.

– Маркетинг, – сказала Джуд, – наименее скучное направление, за которое папа готов платить…

Сэм вздернул подбородок, перенаправляя вопрос к Пенни. Пенни ненавидела этот вопрос. Ее ответ выглядел претенциозно.

– А ты где учился? – ушла она от ответа.

– На факультете кино, – сказал он.

– О, эта программа в университете Техаса прекрасная, – сказала она голосом на целую октаву выше обычного регистра. – Это ведь место, где появился мамблкор, учились братья Дупласс, Люк и Оуэн Уилсон, Уэс Андерсон… – она не могла остановить словесный поток.

– Уэс Андерсон учился на философском, – перебил ее Сэм. Она покраснела сильнее.

Убейте меня.

– Не знаю, откуда я это знаю, – обезоруживающе улыбнулся Сэм.

– А почему кино? – пискнула Пенни. Вообще-то она знала, что предметы, выбранные в колледже, не влияли на жизнь в реальном мире. Люди редко выбирали карьеру, соответствующую выбранному в колледже направлению, хотя это был хороший тест Роршаха на самоидентификацию. Все это говорило о том, каким ты себя видишь.

– Я хотел стать документалистом.

Пенни задумалась, почему он говорит в прошедшем времени.

– В мире происходит столько невероятных историй, прямо вокруг нас. Есть цитата из Хичкока… что в обычных фильмах режиссер – бог, а в документальных бог – режиссер. Мне всегда она нравилась.

Он поставил чашки из-под эспрессо одну в другую.

Пенни знала, что у нее из глаз летят смайлики-сердечки. Она была очарована. Никогда не слышала, чтобы кто-нибудь в ее возрасте разговаривал о работе, которой хочет заниматься. Хотя… Сэм не совсем ее возраста. Она проглотила остальные вопросы: не чувствовал ли он себя как призрак, который троллит живых, выкачивает идеи из их существования; не становится ли ему одиноко, когда он наблюдает за людьми, как Пенни.

– Боже, ты такой эмо, – заметила Мэллори, не отрываясь от экрана своего телефона.

Сэм хмыкнул.

– Все равно я бросил учебу. Не мог оплачивать.

– По-моему, колледж – это фикция, – пожала плечом Мэллори. – Я здесь за компанию с Джуд и чтобы моя мать заткнулась. Нам было бы лучше изобретать новое приложение или что-то подобное.

Все четверо посидели в молчании, размышляя о мрачной реальности.

– Только не изобретай приложение, которое изобретает приложения, – подала голос Пенни. – Рынок труда и без того в отвратительном состоянии, чтобы отбирать работу у роботов.

Сэм рассмеялся.

У него было презрительное выражение лица, когда он не смеялся. Пенни никогда в жизни ничего так не хотелось, как заставить его смеяться снова.

– Господи, сингулярность приложений – худшее, что я мог представить, – сказал он секунду спустя.

Пенни была в восторге: Сэм либо читал научную фантастику, либо имел о ней достаточное представление, чтобы знать, как называется ситуация, когда компьютеры становятся умнее людей и начинают их вытеснять.

– В социальных сетях начался бы хаос, – сказала она с улыбкой. – «Кто виртуал виртуала?»

– Снятся ли телефонам на базе андроида электрические овцы?

Они оба застонали; но глупые «папашины шутки» с отсылками к Филиппу К. Дику были слабостью Пенни. Она обожала «папашины шутки». (Не нужно быть Фрейдом, чтобы понять, почему.) Из-за сексуальности Сэма смотреть ему в глаза было невыносимо, и у нее приятно покалывало щеки.

– Так вот, – нетерпеливо сказала Мэллори.

Пенни откашлялась.

Сэм хрустнул костяшками пальцев как-то привлекательно и как будто угрожающе. Когда руки были у него перед грудью, Пенни удалось разглядеть еще и намек на татуировки у него на шее. Французское слово для горла – gorge. И, господи, его так и хотелось описывать по-французски, цветисто.

Мэллори сказала что-то глупое об эмпатии и ценности человеческого духа. Пенни ее не слушала.

Сэм где-то нашел «идеальную футболку с идеальным воротником», который растягивался как раз достаточно для того, чтобы создавать соблазнительный эффект подглядывания.

Пенни подумала про Марка. Марка, который надевал на свидания футболки-поло и читал только книги по саморазвитию, продающиеся в аэропорту, от «7 привычек исключительно успешных людей» до «Кто переложил мой сыр?» и старой любимой «Четырехчасовой рабочей недели».