Яна Саковская - Рука об руку

– А это?

– Это я после первого крупного провала. Виктор тогда вывез меня на природу, я лежал на берегу моря и изображал выкинутую на берег морскую звезду. Я думал, он следит за костром и готовит еду, а он фотографировал меня, оказывается.

Вот мы с Марселлой в день знакомства: я сижу со смущённым, суровым и торжественным видом, готовясь спросить у неё номер телефона, она краем глаза смотрит на меня и тонко улыбается, и Виктор, сидящий напротив, это фотографирует. Оливия с лопатой и шлангом в саду недавно купленного дома. Я в новом костюме, отправляющийся на вечер в честь запуска объединённого проекта двух крупных компаний, которых я уговорил работать вместе. И так далее. Десятки фотографий памятных моментов нашей жизни, а ещё – мои открытки ему, камни, листья и цветы, шишки и другие милые ему мелочи.

– Что мне с этим делать? – спрашивает Марселла, обращаясь ко мне.

– Наверное, если можешь и хочешь, продолжай любить и собирать это – моменты, в которых мы настоящие. И, когда мы будем забывать об этом, просто напоминай, кто мы есть на самом деле.

Оливия медленно выдыхает, тянется к письму и перечитывает несколько строчек.

– Я почему-то думала, что Виктор умрёт последним из нас. Что-то в нём было такое, что я думала, что я могу умереть, будучи спокойной за него, что ему будет нелегко, но он справится. Или даже если ты умрёшь раньше, – она косится в мою сторону. – То Виктор будет срубленным посередине ствола деревом, как эти бедные городские деревья, но он постоит так зиму или две, а весной всё равно выпустит новые ветви и листья. Это ощущение, что Виктор – переживёт, что Виктор может пережить вообще всё, что угодно. А получилось наоборот.

– Может быть, поэтому он и ушёл первым, что ему не нужно учиться переживать смерть. Это мне нужно… – говорю я и морщусь, пытаясь унять подступающие слёзы. – И ведь этот чёртов гений сделал в письме самое главное: он отделил себя умирающего от меня живущего. Он напомнил мне о том во мне, что не должно умирать вместе с ним…

Горло перехватывает, я резко встаю, иду к бару и достаю бутылку сидра минувшего года. Виктор сделал, а всё никак не выпадал случай опробовать, что получилось. Пока вожусь с бутылкой, Оливия достаёт стаканы.

От этого сидра хочется смеяться и благословлять то мгновение, в котором я живу. Я ничего не могу с собой поделать. Я смеюсь и дышу блаженством жить, рыдаю, потому что в мире больше нет человека, присутствие которого составляло половину моего счастья, и опять смеюсь, потому что вот оно, его руками сделанное и его любовью закупоренное доказательство того, что счастье есть.

– За Виктора и за то в нас, что продолжает жить, – подойдя к нам, предлагает Марселла. Достаёт из кармана телефон – и вот у нас уже есть фотография. Первая фотография эры «после Виктора».

То в нас, что продолжает жить.

Спать я опять иду в кабинет Виктора.

Перед сном достаю из чемодана «Амстердам без Амстердама», включаю торшер, укрываюсь пледом и устраиваюсь поудобнее.

Посвящение: «Сердцу, что бьётся в том же ритме». И автограф Виктора под ним. Выдыхаю, переворачиваю страницу и начинаю читать.

В три часа ночи, прочитав где-то две трети, я не выдерживаю.

Откладываю книгу, пересаживаюсь за стол, включаю его ноутбук, прикидываю, где могла бы находиться папка с материалами к книге, угадываю и начинаю изучать её содержимое. Открываю закладки браузера, и вижу двенадцать подкатегорий в папке «Амстердам», и в каждой из них – десятки ссылок. Я ввожу слово «Amsterdam» в строке поиска в его электронном почтовом ящике – и почта выдаёт семь страниц писем с этой темой.

Я, конечно, знал эту эпопею. Я видел, как Виктор часами просматривает Instagram по тегам #iloveamsterdam #iamsterdam и прочим по теме, чтобы посмотреть на город глазами тех, кто хочет запечатлеть увиденное, потому что оно как-то отозвалось в их сердце. Я внимательно слушал избранные посты, которые Виктор зачитывал из группы «Humans of Amsterdam» на Facebook. Я допускаю, что Виктор изучил карту города так, что мог объяснить, как куда пройти.

Но почему-то я был уверен, что у него не получится сделать город живым. Я думал, что для этого нам придётся поехать в Амстердам весной, и только тогда книга будет закончена. Я недооценил его. Виктор побывал в Амстердаме. Без меня.

Что, собственно, и значится на обложке.

Вот ведь гад.

Но.

А если он предчувствовал, что не доживёт до этой весны? И заранее внёс посильный вклад в нашу дурацкую неосуществлённую мечту?

Вытаскиваю листок бумаги, складываю его пополам, пишу:

«Оливия, пожалуйста, любой ценой разбуди меня утром, когда сама встанешь. И давайте печь блинчики вместе».

Отношу листок в гостиную, ставлю «домиком» на видное место, возвращаюсь, накрываюсь пледом и проваливаюсь в сон.

– Я еду в Амстердам, – торжественно объявляю я в конце завтрака.

– И ради этого объявления ты всё это устроил? – Оливия обводит жестом стол, и глаза её улыбаются. Хотя бы поэтому это было не зря.

– А вы читали?

Обе кивают.

– Я опять тормоз, да?

Обе кивают. Я цокаю языком и любуюсь ими. Иногда мне кажется, что мы не заслужили таких женщин.

– А кроме этого? – спрашивает Марселла. – Чего ты хочешь кроме этого? Амстердам – это всё же про Виктора и вас с ним. Чего ты хочешь сам для себя?

Она невероятна.

Я встаю, и стул гремит по полу. «Ещё одно объявление?» – говорят их взгляды, и я смеюсь.

– Мне нужно работать.

Я знаю, что я не провёл их, но иду к лестнице, расправив плечи.

– Вот таким я тебя и люблю больше всего, – у подножия лестницы меня настигает голос Марселлы.

Я останавливаюсь и позволяю её словам проникнуть глубоко внутрь меня.

– Может быть, у нас впереди не всё, потому что, будем честны, возраст уже не тот, но впереди точно что-то есть, – отвечаю я и поднимаюсь.

В кабинете решительно отодвигаю в сторону его ноутбук, ставлю, подключаю и включаю свой. Беру листок бумаги, пишу заголовок «Идеи», подчёркиваю его и замираю с ручкой. В голове пусто.

«Вот таким я тебя и люблю больше всего».

Всё, что мне нужно, – это немного времени.

Вечером меня всё же опять накрывает.

Мой ноутбук на его столе, а его – отставлен в сторону, и он больше никогда не воспользуется им. Вместо заметок об Амстердаме или чём угодно другом, что привлекло бы его внимание и стало бы основой для нового произведения, – его ручкой, на его бумаге моим почерком сделанные заметки. От «идеи» до «идеи 7» – весь день я узнавал, что нового появилось в мире, пока я был в отрыве от цивилизации, и что нового принесли к нам в бизнес-инкубатор. Кабинет постепенно обрастает вещами, которые я вытаскиваю из чемодана, но Виктор больше никогда не войдёт в кабинет и не посмотрит на меня выразительно, чтобы я огляделся, признал наличие нетворческого беспорядка и прибрал бы свой хлам. Или хотя бы локализовал его на диване.