Галия Смаилова - Золотая монетка

«Здравствуй моя доченька… моя маленькая… моя малышка… моя долгожданная красавица. Как же сильно я желала твоего рождения… Если бы ты знала, как я мечтала, что с твоим появлением на свет, весь мир озарится невиданным восхитительным светом, который заставит нас всех поверить в чудо, поверить, что все-таки мечты сбываются. И знаешь, действительно, мир стал намного прекраснее, намного красивее, намного чудеснее… для меня… Все, что я могу сейчас просить у Всевышнего, так это бесконечного счастья для тебя. Остальное, пока я жива, я подарю тебе сама…»

2000 год, осень

– Карина, пожалуйста, не бегай так быстро, ты можешь упасть. Я не хочу, чтобы на этих красивых коленках появились безобразные шрамы. Нам нужно тебя удачно выдать замуж. А если у тебя все ножки будут в шрамах, кто же станет смотреть на тебя? – Алина говорила с таким серьезным видом, что невольно я и сама поверила в ее слова, но, спустя мгновение, опомнилась и начала смеяться. Ее слова звучали так искренне и так нелепо, что вскоре мой смех перерос в настоящий хохот, и мне стоило очень больших усилий остановиться. Но, взглянув на недоуменное лицо Алины, я снова чуть не захлебнулась от очередного взрыва смеха. Слезы невольно катились из моих глаз, я представляла, как «будущий жених» просит Карину показать коленки, и как при этом Алина отговаривает его не делать этого.

– Она еще такая маленькая, Алина, ей всего шесть лет, и, думаю, ее будущему мужу будет совсем наплевать, есть ли у нее какие-то там детские шрамы или нет. Посмотри на свою дочь. Ее нельзя не любить, она – само совершенство! – Алина уже не скрывала своего недовольства, и мне пришлось засунуть поглубже все свое воображение и извиниться.

Глаза матери потеплели от моих слов, и она уже по-другому воспринимала мои глупые улыбки, предательски появляющиеся на моем лице. Она смотрела на свою дочь, и в ее взгляде была вся сила материнской любви, которая, словно тигрица, готова была разорвать любому глотку, кто только бы подумал обидеть ее детеныша, и в тот же миг это была сила с ее неописуемой нежностью и лаской, способная дать всю любовь, на которую только способно человечество во всей свой тысячелетней истории.

Я наблюдала за этим взглядом, и с каждой минутой во мне росла безмерная зависть к этой любви. Зависть, которая, я думала, безобидна и быстротечна. Как же я ошибалась…

– Нам пора идти, скоро полдень, Карине нужно пообедать и отдыхать, – я старалась говорить, как можно более ровным и безразличным голосом, и, видимо мне удалось.

Алина ничего не почувствовала, или не смогла различить перемену в моем настроении, поскольку была полностью поглощена своей любовью к дочери.

– Как жаль, что у меня совсем нет возможности уделять ей столько времени, сколько она заслуживает, сколько бы мне на самом деле хотелось бы. Как же мне повезло с тобой, Динара. Спасибо, что ты у нас есть, что ты любишь мою малышку и даришь ей минуты, которые не могу подарить я, – столько грусти было в ее словах, мне стало жаль ее. И я постыдилась своей недавней зависти.

Алина продолжала:

– Я очень часто думаю о том дне, когда мы встретились впервые. Казалось бы, уже все, прошлое нужно отпустить и не возвращаться к нему никогда. Но нет. В том дне было столько боли, столько драмы в моей душе, но я помню его из-за тебя… если бы не ты… моя дочь… встреча с тобой, наше знакомство перекрывает все плохое, все ненавистное того дня… спасибо тебе, дорогая моя!

Я обняла ее, и сказала, что они стали для меня почти родными, что я так сильно привыкла к ним, к их семье, что, наверное, уже никогда не смогу жить иначе, без них, без Карины… И по щеке покатилась слеза, горькая, жгучая, но это была слеза не преданности и признания в любви, это была слеза глубокой вины, слеза греха, отчаяния, слеза съедаемой совести, которую, я скрыла, быстро утерев, и мы вновь стали обычной семьей – дочка, мама и няня.

Алина, как правило, не выставляла свои слезы напоказ, но временами в минуты самой большой слабости, она давала им волю. Карина всегда была ее самой большой слабостью, вот она и не скрывала слез. Вся ее красивая, бурлящая и несчастная жизнь текла перед моими глазами. Она была старше меня всего на один год, и это обстоятельство позволяло ей полагать, что я как никто другой смогу понять ее чувства, все ее переживания. Не было ничего, о чем бы я не знала. Алина была по своему эгоистичной, поглощенной только своими проблемами, женщиной, то есть она была той, кем собственно богатые, не обремененные материальными проблемами люди, могли себе легко позволить быть. Она делилась этими своими проблемами, и при этом искренне верила, что других, более важных проблем, чем ее собственные, на свете не бывает. И все, что мне оставалось, построить на лице сопереживающую мину, и делать вид, что на самом деле она – центр всей вселенной. Но, справедливости ради, стоит признать, что доброты в Алине было больше, чем эгоизма. Вот такое сочетание несочетаемого. Единственная дочь, любимица своего отца, да, она нуждалась в постоянном внимании, неважно мужчин, или подруг, или родственников. Ей было необходимо внимание всего общества в целом. Но в то же время, в воспитание Алины родители смогли вложить не только вежливость, тактичность, умеренную щедрость, а также умение тоже быть внимательной. Одним словом, Алина, моя хозяйка, была хорошим человеком, к которой я испытывала смешанные чувства. И мне от этого было совсем не легче.

– Карина, детка, пойдем. Нам пора возвращаться, – Алина взяла дочь за руку, и они пошли по дорожке, ведущей из сквера в сторону стоянки автомобилей.

Сквер, в котором мы гуляли, был любимым местом игр для Карины. Хотя в нашем городе довольно много различных мест, куда можно было бы поехать, или даже просто прогуляться пешком, и неплохо провести время. Каринка же всем известным ей местам предпочитала этот небольшой скверик. Карина предпочитала…

Я плелась следом за ними, наблюдая за их спинами, и даже не заметила, как погрузилась в свои мысли… На самом деле здесь было все, что только может пожелать маленькая девочка. В самом центре удобно устроился разноцветный детский городок, в котором были и лилово-желтые качели, и зеленая с оранжевыми перилами горочка для малышей, а рядом ярко-красная горка для детей по старше, и много всяких замысловатых турников-лабиринтов, раскрашенных во все цвета радуги. Чуть подальше размещалась небольшая круглая площадка со специальным резиновым покрытием и лавочками вдоль ее краев. На ней ребятня отбивала в основном баскетбольные мячи, а по вечерам она превращалась в площадку для танцев.

С другой стороны детского городка в метрах двадцати от него была другая площадка, побольше первой, но менее облагороженная.