Наталья Озерская - Опекун

Алена согласно кивнула ему, но ничего не сказала. Он затушил сигарету и выключил вытяжку. Алена стояла и не двигалась с места, собираясь поболтать с ним еще, но он поцеловал ее в макушку и на ходу бросил:

– Спасибо за ужин.

Она вздохнула и начала убирать со стола посуду.

Прошло две недели после выписки Маргариты. Она бросила пить, перестала злиться на дочь, и Алена радовалась, что жизнь матери начинала налаживаться. Плохо было только то, что ее сожитель каждый день приходил пьяным, и по всему было видно, что останавливаться он не собирался. Участившиеся скандалы иногда перерастали в драки. Алена, застав однажды мать с синяком на скуле, посоветовала:

– Мам, тебе нужно с ним расстаться. Он же тебя бьет! Опять синяк на лице!

– А ты мне не советуй! – злобно ответила она и, отвернувшись, пробормотала: – Я привыкла к нему. Он со мной столько лет…

– Да он живет и пьет за твой счет, ему это выгодно.

– Ты со своим Вяземским разберись. Спишь с ним с четыр-надцати лет… Или что ты там ему делаешь? За какие удовольствия он с тобой так щедро рассчитывается? – Маргарита презрительно посмотрела на дочь. – Хватает еще наглости советы матери давать. Мать она учит…

– Мам, – у Алены слезы навернулись на глаза, – что ты такое говоришь? У меня не было с ним ничего! Он порядочный человек. И вообще, у него есть девушка. Екатерина. Они работают вместе. Он уже давно с ней… Больше года…

– Девушка у него для отвода глаз! Думаешь, если мать пила, значит, ничего не соображает? Думаешь, другие так не думают? Кто? Ну, скажи мне, кто будет возить по разным странам чужую девчонку, покупать ей дорогие шмотки, золотые украшения, а? Вон в ушах какие кольца висят! Последний писк…

– Мам, ты не только меня сейчас так обижаешь… Своими нелепыми предположениями ты и его обижаешь тоже. – Губы Алены дрогнули, она заплакала и вышла из квартиры.

– А нечего на правду обижаться! Оби-иделась она, – недовольно протянула Маргарита и пошла на кухню, чтобы приготовить ужин к приходу Леонида. – Если обиделась, так проваливай. Не держу!

Придя домой, Алена не стала ничего говорить Вяземскому, понимая, что она в душе опять мать простит и будет так же ходить к ней, а Вадим ей ничего не простит и не забудет. Вечером она занялась уроками, а потом решила устроить себе перерыв и послушать музыку в своей комнате. Вадим в это время сидел в гостиной на диване перед телевизором и с увлечением смотрел биатлон. Он так громко болел за наших спортсменов, что его возмущенные возгласы были слышны Алене в ее комнате. Она улыбнулась и пошла посмотреть на страстного болельщика. Она задержалась в гостиной, с любопытством глядя на Вяземского и на то, как он неистовствует. Уходя, она бросила еще один взгляд на телевизионный экран.

– Ну, давай, давай, что же ты? Эх! – огорченно воскликнул Вадим, отчаянно хлопая себя ладонями по коленям, болея за российского спортсмена, пришедшего к финишу вторым.

– Нет, ну скажи ты мне, как в биатлоне можно прийти вторым, если кругом лес, а у тебя ружье за плечами? – делано возмутилась Алена, всплеснув руками, и улыбнулась.

Вяземский расхохотался и, шутя хлопнув ее ладонью по попе, потребовал:

– Иди и не мешай мне смотреть.

– Да пожалуйста, – рассмеялась она.

Оставив Вадима в гостиной, она вернулась к себе в комнату и, расположившись на кровати, громко включила музыку, надев предварительно наушники.

Вяземский, сидя в гостиной, услышал, как зазвонил городской телефон, и удивился. Им с Аленой редко звонили по городскому телефону, в основном на мобильники. Он не мог оторваться от экрана телевизора, так как транслировали заключительный этап эстафеты биатлонистов. Он все еще надеялся, что трубку возьмет Алена, но та, видно, этого делать не собиралась. Вадим вышел в прихожую, взял трубку и раздраженно бросил:

– Да! Вяземский!

– Вадим Георгиевич, как хорошо, что вы дома. Я уже испугалась, что не дозвонюсь до вас. У Алены телефон не отвечает. Тут такое у нас… Такое случилось…

– Галина Дмитриевна, да говорите уже!

– Мать Алены мертва…

– Что значит мертва? – растерялся он. – Умерла?

– Ее убили. Отчим Алены ее и убил. Она же и пить после клиники бросила, а тут он пришел с друзьями, шумел очень, ругался, громкие крики слышались, а потом все стихло. Потом полиция приехала. Сейчас они еще там. Алене бы надо при-ехать…

– Да, я скажу ей сейчас… Не знаю только, как это лучше сделать… Мы скоро приедем.

Алена сидела в своей комнате и с закрытыми глазами слушала музыку в наушниках, чтобы громкий звук не мешал Вадиму. Она раскачивалась в ритм со звучащей музыкой и улыбалась. Почувствовав присутствие Вадима, она открыла глаза и сняла наушники.

– Что-то случилось? – с улыбкой спросила она. – Такая музыка… Хочешь послушать? Садись рядом. – Она протянула ему один наушник, оставив себе другой.

– Собирайся! Нам с тобой нужно поехать к твоей матери…

– Мама звонила? – Ее большие глаза моментально наполнились тревогой. – Она звонила сама?

– Нет. Звонила Галина Дмитриевна. Одевайся, побыстрее, – мягко произнес Вадим.

Уловив недосказанность в его интонациях и то, как он поспешно отвел глаза, она похолодела.

– Вадим! Не молчи! Что с мамой? Она хоть жива? – еле вымолвила она, переходя на шепот.

– Не знаю. Поехали.

Путаясь в одежде, она с трудом сообразила, что на себя надеть, и вышла из комнаты. Они мчались на мощном внедорожнике по мокрым улицам. Ей казалось, что они ехали очень долго, и поэтому она шептала в прижатые к губам кулачки:

– Быстрей, только быстрей! Вадим, быстрей, пожалуйста!

Она выскочила из машины, едва Вадим успел затормозить у подъезда. Он кинулся за ней. Алена легко преодолела два лестничных марша, прежде чем он схватил ее за плечи.

– Вадим, пусти! Там мама! Видел же, что скорая стоит у подъезда? – Она отчаянно вырывалась из его крепких рук и сердилась при этом.

– Ален, тебе не нужно туда ходить… Во всяком случае, пока не нужно…

– Пусти! – Она оттолкнула его и побежала вверх по лестнице.

С трудом протолкнувшись через людей, заполнивших тесную прихожую их небольшой двушки, она шагнула в комнату и остановилась.

– Девушка, куда вы? Сюда посторонним нельзя, – остановил ее немолодой, с усталым лицом, работник полиции с погонами майора.

– Это дочь погибшей, – напомнила ему чета пожилых соседей, приглашенных понятыми.

Алена смотрела остановившимися глазами на мать, лежащую в небольшой лужице крови. Девушка беззвучно шевелила губами, а потом вдруг тоскливо завыла, не утирая слез. Вадим вошел и, схватив ее, прижал к себе:

– Тихо, тихо, моя хорошая!

Он гладил ее по голове, а сам тоже не мог оторвать взгляда от лежащей на полу женщины, чей силуэт был уже обведен мелом, и судмедэксперт дал разрешение на то, чтобы убрать труп. Алена пыталась освободиться от Вадима, чтобы подойти к матери. Он отпустил ее, и она, опустившись на колени, погладила ее по лицу и волосам. Ее оттеснили работники с приехавшей скорой, которые легко переложили труп Маргариты в пластиковый пакет и, погрузив его на носилки, вышли.