София Гарипова - Epic Fail 3.1 и татарский характер. Посвящается Мамам

Напевая про девушку, остающуюся загадкой, он глядел на Наташу, и как только она опустила глаза, его взгляд со словами «I’ve been thinkin’ about you» («Я думал о тебе») упал на меня, случайно ли, преднамеренно, не знаю, но с этого момента начала краснеть. А, может, и раньше – еще с «зала ожиданий», до меня так долго доходит взрослый юмор, что именно он имел ввиду… Мне было отчего-то жарко и стыдно, жарко и жалко. Я покраснела, по-настоящему покраснела. Хотя весь вечер ничего не пила из спиртного… мне нельзя, все еще кормлю грудью Данила… И как только разбилась посуда, мне от выпитой ли воды, страха ли или волнения сразу захотелось в туалет сбежать, я не так хорошо умею скрывать свои чувства… Однажды я ранила его самолюбие, отказав, и он смирился, и все еще добр ко мне!

Я привстала, спросив девочек, никто не собирается ли выйти ненадолго – «пообщаться с космосом» (в туалет), Каролина и Асия как будто не поняли или правда не хотели, а Гүзәл заговорщицки кивнула. Она легко дотронулась до плеча Булата и дала знак: «Фокс, мне надо выйти». Тот встал, отодвинул свой стул, а затем стул Гүзәл, подал ей руку, чтобы она встала… и мы вместе пошли. Прямо как на великосветском приеме, и Гүзәл истинная леди.

Только я вспомнила, что девочки в туалет ходят не только для того, чтобы… понятно для чего, но и чтобы подкраситься…

В сумочке у меня из всей косметики была только недорогая помада «kiki» «Карамель» (№35), которую я купила на втором курсе, пачка влажных салфеток, блокнот и карандаши, расческа, детские ножницы, маленькая машинка Данила, крохотная «книжка-малютка», пустышка (которую «киса унесла») и почему-то только один запасной носок для Марьям… Я посмотрела на Гүзәл, наносившую повторно себе пудру, румяна, тени. Еще раз глянула к себе в сумку, достала помаду. Глянула еще раз на Гүзәл, на себя в зеркало, накрасила губы.

– Симпатичный цвет! – сделала комплимент моей помаде Гүзәл.

– Да, это цвет – «карамель»! – вспомнила я, осторожно подглядев снизу, на стикере помады было написано «caramel».

– Мне тоже нравится «карамель» и все нюдовые помады, – поделилась своим открытием со мной Гүзәл. Она достала помаду Chanel, смотри, тоже красивый цвет – «ривус».

– У тебя настоящая помада «Шанель», что ли? Покажи! – удивилась я.

– Да. На, попробуй. Тебе тоже понравится! Подожди… Этот Reveuse – цвет больше подходит для оливкового цвета кожи, как у меня. А тебе больше подойдет вот этот – 402-ой, «Adreinne», ты же блондинка.

– Да, – ответила я.

– Настоящая? У тебя такие светлые волосы. Они и правда настоящие, что ли? Ты не наращивала?

Я тормозила, как спросонья… Мне показалось, этот же самый вопрос мне уже кто-то задавал… Как мне ответить? Мне сейчас уже вообще не до того, чтобы красить волосы или позволить себе не настоящие, парик, что ли?

– Конечно, настоящие, я наращивала. Прямо из головы выросли такие.

– Ты такая смешная, Ләйсән! Держи! – она дала мне свою помаду, практически еле-еле тронутую, даже края помады еще были острые.

Цвет ее был похож на цвет моей помады.

– Спасибо, Гүзәл. И правда красивый цвет!

– Тебе нравится?

– Конечно.

– Тогда я тебе дарю! Как раз на Кожаную Свадьбу, и этот нюдовый цвет тебе – под цвет кожи.

Я была в легком замешательстве. Мне показалось, она слишком щедра, а я не ожидала от неё этого! Она так хорошо ко мне относится, и берет меня к себе «под крыло».

– Спасибо, Гүзәл, но…

– Да ладно, я ею от силы два-три раза пользовалась. У меня герпеса нет, я только недавно проверялась.

– Спасибо тебе. Я не в этом смысле. Но это дорогая помада.

– Это мелочи. Слушай, у тебя карандаш есть?

Я порылась в сумке, и словно фокусник, извлекла из нее три цветных карандаша: синий, красный и зеленый.

– Вот, тебе какой?

– Ләйсән, я не могу, ты такая приколистка!..

Начала причесываться, пока Гүзәл красилась. Глядя на свое отражение в зеркале, только тут заметила, мне не просто так было жарко. Я покраснела, точнее, стала ярко-розовой… Со звуком разбивающейся посуды, звучанием приятнейшего Пашиного голоса, мечтательно декламирующего строки: «Сама ты, Лейсан, наш зал ожиданий счастья и любви», с непривычностью ситуации нахождения в идеально красивом туалете, обложенном красивым кафелем и мрамором, где тихо, спокойно, звучит расслабляющая музыка, тихо, и никто не долбится в дверь с криком «Мама, а-кой 20 20 Мама, акой – это «мама, открой» (Авт. перевод с детского языка) !» меня вдруг резко настигло смятение… Я расчесывала волосы молча, делая вид, что мне больно расчесывать спутанные волосы. А больно мне было по другой причине.

«А разве не друзья мы были? Мы всегда были друзьями! Братом и сестренкой… Да как ты мог, Пашка, сказануть такое? Не подумал! При своих друзьях, во всех из которых я была влюблена в свои шестнадцать? Я запуталась, что значит, что я „зал ожиданий“? Это я их всех ожидала, кто первый мне предложение сделает? Или что они меня ожидали? И он сам, он сам себя выдал! При своей милой девушке и… при самой Каролине?!… Но, может, он не нарочно, вовсе не имел это ввиду? Но оба варианта обидны и неуместны! Да даже положение „духовного брата“ не дает тебе права делать непрозрачные намеки. Завуалированное послание, что все те, кто собрались здесь, – все с „зала ожиданий“, с моего листа ожиданий… Да, может, он не нарочно».

Мне больно подумать о том, что он, как в стихах у Пушкина, был влюблен безмолвно, безнадежно… Он думал обо мне, простил меня, но в глубине души у него обида на меня! Обида на всех девушек, на всех женщин. Вот почему он так сказал. Пока Наташа не появилась, у него ничего толком не ладилось с девчонками… из-за Гүзәл или Каролины? Или из-за меня?! Нет, это, конечно, глупо так думать… или всё же из-за меня? Каждые два-три месяца новая девушка, и каждый раз все милее и лучше, с все более чистым и светлым взглядом… Ну куда уж лучше?! Наташенька – такая славная девчонка! Знает ли она, что её ждет? И мне стало отчего-то заранее жаль Наташу: чувствую, она при своей юности и идеальности не будет ни первая, ни вторая, ни последняя. А покамест она сидит прямо и ровно, нежно обняв ладонями Пашину руку, слушает его очаровательный голос и надеется на чудо…

– Слушай, ты так покраснела…

– Это не из-за карандашей, – замялась я.

– Мин аңладым 21 21 Я поняла. ! Давай я тебя подкрашу? Пудра есть? – спросила Гүзәл.

– Нет, я забыла…

Соврала ей: нет у меня пудры. Нет, не соврала: я вообще забыла, что такое пудра, и зачем она, мы с мамой так называем детскую присыпку…