Уильям Шейкспир - Трагедия Ромео и Джульетты. Новый, правильный перевод

Входите, господа! Сегодня дамы,
Чьи ножки без мозолей 66 66 В силу их молодости, вероятно. , спляшут с вами.
Ну что, красотки! Кто из вас от танца
Откажется теперь? Видать, мозоли
Она скрывает. Как я вас поддел!
Входите, господа! Бывало время,
Когда я сам под маскою шептал
Потоки слов на ушко незнакомке
Приятные. Давно, давно, давно…
Пожалуйте! Играйте, музыканты.
Побольше места! Дамы, ну-ка в пляс!

Ещё огня! Столы к стене, лентяи!
Камин гасите, слишком жарко стало.
А сей нежданный фортель удался!
Нет, сядь уж, посиди, кузен мой добрый,
Ведь мы давно с тобой оттанцевали.
Когда и ты, и я в последний раз
Рядились в маски?

Тридцать лет назад.

Что ты сказал? Недавно! Да, недавно!
С Люченцо свадьбы двадцать пять прошло,
От Троицы до Троицы промчалось.
Тогда и надевали маски мы.

Да нет, побольше. Сын его постарше.
Ему уж тридцать.

Что ты говоришь!
Ещё недавно он был под опёкой 67 67 В смысле «был несовершеннолетним». .

А что за дама руку украшает
Тому вон кавалеру?

Я не знаю 68 68 Иногда в английских постановках это место вырезается или реплика отдаётся кому-нибудь из друзей Ромео, поскольку трудно поверить в то, что слуга не знает родной дочери хозяина. .

Она затмит и факел, коль захочет!
Она свисает на ланиты ночи,
Как эфиопки яркая серьга —
Красива слишком, слишком дорога!
Голубкой белоснежной средь ворон
Она кружится меж земных персон.
Закончен танец. Выжду я мгновенье
Из рук её приму благословенье.
Любил ли прежде я? Признайте, очи,
Не видел я красы до этой ночи!

По голосу – он выкормыш Монтекки…
Неси рапиру! (слуга уходит) Да как смеет раб
Сюда явиться под фиглярской маской,
Чтобы ославить наше торжество!
Клянусь я честью, данной от рожденья,
Его убить – не будет преступленьем.

Эй, родственник, что ты бушуешь так?

Но, дядя, там Монтекки! Он наш враг!
Злодей, что за порогом честь оставил
И этим наше торжество ославил.

Ромео юный?

Да, подлец Ромео.

Сдержись, друг мой, оставь его в покое.
Ведёт себя он с должным благородством,
Да и по правде говоря, в Вероне
Его считают юношей достойным.
За всё богатство города не стал бы
Его под нашим кровом унижать 69 69 Старик Капулетти даёт тем самым понять, что воспринимает Ромео, прежде всего, как человека, а не как представителя враждебного семейства, чего Тибальт просто не понимает. .
Будь терпелив. Не обращай вниманья.
Вот мой наказ. Ко мне из уваженья
Смотри приветливо 70 70 Здесь и в некоторых других местах перевода допущены определённые сложности восприятия за счёт неожиданного порядка слов: «… ко мне из уваженья смотри приветливо» должно, разумеется, пониматься как «смотри приветливо из уваженья ко мне». Подобные допущения преследуют две цели: во-первых, это всё-таки не проза, а поэтическая речь и, во-вторых, слог автора во многом непонятен и странен для английского читателя именно за счёт свободы расстановки слов, которая в современном английском языке сделалась гораздо более жёсткой. и бровь не хмурь —
Такой настрой не подобает пиру.

Не подобает в гости звать злодея.
Я не стерплю.

И очень даже стерпишь!
Я так сказал, приятель. Не дури!
Я здесь хозяин или ты? Расслабься!
Ну, сдержишься? Спаси и сохрани!
Ты хочешь, чтоб мои подрались гости?
Устроишь заварушку! Я те дам!

Нас опозорят, дядя.

Не дури!
Задира ты. Иль, может, я ошибся?
Проделкой этой ты себя погубишь 71 71 Либо Капулетти прозорлив, предрекая Тибальту гибель, либо он имеет в виду, что за неповиновение может лишить его наследства. .
Чем мне перечить, лучше бы женился!
Друзья, отлично! Выскочка, ступай!
Молчи, не то… Огня, ещё огня!
Я сам тебя заткну! Друзья, бодрее!

Свиданье ненависти и терпенья
Меня доводит до изнеможенья.
Я ухожу, но дерзкий сей визит
Её богу, сладость в горечь превратит.

Коль осквернил я грешною рукой 72 72 Как только речь заходит об истинной любви, проза и белый стих уступают место не просто рифме, а сразу же сонету как высшей форме любовной лирики.
Сей храм святой, приемлю наказанье:
Мои уста-паломники с лихвой
Вину искупят нежным лобызаньем.

Паломник добрый, вы несправедливы,
Ведь набожность не стоит наказанья.
К рукам святых паломник боязливо
Притронется – и в том его лобзанье 73 73 Оригинальная рифма despair (отчаяние) и prayer (молитва) здесь заменены парой «лобызанье – наказанье». Обе пары имеют внутренний смысл, так как первое, приводить ко второму. .

Но губы есть у тех и у других.

Даны им губы только чтоб молиться.

Так пусть же губы сменят руки их!
Святая, ваш приход 74 74 В смысле «ваши прихожане» устал томиться.

Святые лишь стоят, когда их молят.

Так стойте! Дайте намолиться вволю!
Твои 75 75 Единственная простота при переводе с английского языка елизаветинского века, пожалуй, заключается в том, что существование разницы между местоимениями ты ( thou ) и вы ( you ) позволяет чётко понимать, как персонажи обращаются друг к другу. Так в данном случае Ромео начал на вы, но быстро перешёл на ты, тогда как Джульетта, конечно, такую вольность позволить себе не могла. уста моим простили грех…

Грех перешёл к моим скоропостижно.

И перешёл без видимых помех.
Верни мой грех! (Целует её)

Целуетесь вы книжно 76 76 Оригинальное You kiss by the book интерпретируется английскими литературоведами двояко: либо Джульетта имеет в виду, что поцелуй получился слишком сухим, «книжным», либо, наоборот, именно таким приятным, как об этом пишут в женских романах. .

Мадам, вас хочет видеть ваша мать.

Кто мать её?

Послушайте, любезный,
Хозяйка дома матушка её.
Добра, умна и крайне благолепна.
Я – нянька той, с которой вы общались.
А тот, кто сердце пташки завоюет,
Получит всё.