Аннета Ткаченко - Истории четырёх океанов

Она верила в дружбу между мужчиной и женщиной, прекрасно понимая, что с его стороны это давно стало больше, чем дружба.

Но её всё устраивало, что-то вроде запасного аэродрома. Маленького, не востребованного, но такого необходимого.

Но как бесконечно одиноко было уже без него. Он вошел в её жизнь так естественно. Сначала ждал на пороге, стеснённо жался у входной двери, а потом остался навсегда. И с каждым последующим днём стал заполнять её пространство и полочки в голове, постепенно выселил всех тараканов и заселил своими, показал всю силу и мощь настоящей мужской дружбы и любви, заботы, уважения и достоинства.

Дважды за прошедший год о на не дала шанса изменить их отношения!

Выпив лишний бокал шампанского в прошлую новогоднюю ночь, от обиды и досады очередного предательства она была не против сначала натянуть его свитер, чтобы согреться, а потом, чтоб он отвёл её в номер. Там она полночи еще всхлипывала, а он гладил её по голове.

Какая ирония! Четыре месяца назад всё было с точностью да наоборот. Именно тогда они просидели под звёздами пол ночи. Он лежал головой на её коленях, а она гладила его запутанные волнистые волосы. Смотрела в его мягко-карие глаза и уверяла, что всё ещё будет.

А сейчас он делает всё тоже самое, но только ничего не говорит. От тепла ладоней и выпитого, глаза стали закрываться. Наступало утро нового дня и нового года. Рядом был тот кому она могла доверять. Прижалась к нему ближе и перебираясь к подушке, попросила не уходить. Они еще долго лежали и просто смотрели друг другу в глаза. И перед тем, как окончательно провалиться в сон она всё таки почувствовала вкус его губ, которые словно спели ей колыбельную своим бОльшим, чем дружеским, поцелуем.

Следующие двенадцать часов она спала, а проснувшись решила веселиться, ведь этот праздник любила с самого детства.

Они сходили вместе на побережье, где было слишком ветрено, и прослушав всего несколько композиций, понимая, что сейчас маска веселья с неё слетит – они вернулись в город и расстались до вечера.

В шумной компании общих знакомых отмечали наступивший новый год. Прощаясь вечером, он впервые сказал «Я тебя люблю». И тут земля вернулась ей под ноги. Эти слова она тогда не хотела слышать больше всего, особенно от него! Как он мог? Он нужен ей сейчас больше всего! Как друг, как брат! А теперь уже всё разделится на до и после этих слов!

Да и как можно поверить, когда всего 4 месяца назад они склеивали его сердце по кусочкам? Сейчас самое время стать лучшими друзьями на всю жизнь. Без всей этой ванильной банальщины. Хохотать в кинотеатре. Есть вкусную пиццу. Скидывать песни друг другу, называть себя неудачниками, выбирать новые очки, пить разбавленную кока-колу и вкусные хот-доги на рынке. Есть картошкой фри мороженное, встречаясь в университете договариваться о следующей встрече, обсудить всех возможных кандидатов на руку и сердце друг друга, кормить бездомную собаку сосиской, ходить на концерт… а он портит все своим «люблю»?!

Нет, она не поверила ни тогда, на прошлый новый год, ни еще через полгода. Когда снова попали на те же грабли, оказавшись наедине. Отправляясь по какому-то «очень важному поручению» для всей компании, она , как обычно, неуклюже вошла в лифт, зацепившись за порог ударилась лбом. Как в детстве наигранно обиделась на его смех ответив, что он бессердечная сволочь, мог бы и пожалеть. И, конечно же, он не придумал ничего лучшего, чем поцеловать её в лоб. И этот поцелуй в лоб в лифте почему-то оказался очередным толчком. Пока они доехали с пятнадцатого этажа, казалась прошла вечность, а ей впервые захотелось его как мужчину. Но двери открылись.

Она, встряхнув головой попыталась выбросить все эти мысли. Не получилось. Выйдя из подъезда, она вдруг осознала, что слишком темно, поздно и холодно. Идти было недалеко, и поэтому вцепилась ему в руку, опять оказалась в его мастерке, которую он заботливо успел захватить перед выходом.

Она так любила его вещи. Они были больше всего на один размер, но всегда были теплыми, уютными и красивыми. Полосатый свитер, черная куртка, синяя мастерка.

Желание внутри её еще больше загоралось, потому что от мастерки веяло его парфюмом, а рука так крепко сжимала его, что он остановился и резко развернув начал её целовать.

Они неприлично долго отсутствовали, но этого, казалось, не заметил никто. Ничего дальше жарких поцелуев в тот вечер не зашло, скорее всего потому, что хозяева вечеринки не предлагали никому ночлег. Все разъехались по домам, и они, разъезжаясь в разные концы города, еще долго переписывались немного двусмысленными предложениями, пока она не уснула с телефоном в руках.

Почему тогда, летом она не дала ему шанс? опять? Чего не хватило тогда? Уже год, как отношения, в которых она состояла приносили лишь беды, и полгода, тогда как он был для неё готов на всё и был всегда рядом?

Прими его тогда, она вполне бы могла сейчас не сидеть в этом вагоне и не ехать черт знает куда одна. Они могли ехать куда-то вместе, ведь он предлагал, почти год назад. Уехать вместе. Ей было страшно что-то менять в жизни. Но изменения пришли сами.

Почему понадобилось кровавые и выматывающие полгода, чтоб январской ночью, когда уже терять было нечего сделать шаг навстречу ему. Взять инициативу в свои руки. Бросить жребий.

Бабы дуры? Нет, не так. Бабы-дуры. Зачем так себя мучать? Зачем эти театральные страсти? Зачем эти сценарии, чтоб вот это вот все: скандалы, интриги, расследования. Чтоб кипела кровь, чтоб летели тарелки. Звонили, неумолкаемо, телефоны, лились слезы, вино, а может и все вместе….

Вон он – тот единственный, кто мог стать её гаванью, безгранично синим океаном, её запахом ночного летнего дождя, звуком барабанящих капель по шиферу дома, треском полено в костре, ароматом утреннего кофе с корицей и имбирем. Мог быть её путеводной звездой, её осенним хороводом листьев, хрустом снега под полозьями, самым родным и бесконечно любимым – вот он – стоит на перроне их родного города, а она уезжает от него за десятки тысяч километров.

Каждая секунда разделяет их все больше. Каждая её доля рвет сердце все больше, и кусочки все мельче. Сколько слёз в молодости она пролила по безответной любви, в шестнадцать, восемнадцать, двадцать. Сейчас слёз совсем не было. Хотелось скрутиться в маленький комочек, свернуться, тут в углу тамбура. Укрыть голову руками, мерно раскачиваясь в такт поезду, застонать.

В такие моменты она завидовала интровертам, людям, кто с легкостью мог скрыть свои чувства, сохранить своё достоинство, не опускаясь до просьб, мольбы, слёз. Её внутренняя девочка-истеричка металась по углам клетки, и рвалась наружу! Она хотела кричать в трубку от безысходности. Уличить его во лжи, предательстве, лицемерии. Найти хоть один изъян в нём , чтоб был повод, чтоб не было так больно.