Борис Мир - Present Perfect Continuous

– Действительно. Странно, я почему-то не поняла это тогда. А Кафку я, к сожалению, до сих пор еще не читала.

– И не торопитесь пока.

Медленно плывет наш речной трамвай, и рядом с нами никого, кто бы мешал нам говорить обо всем на свете, слышать обращенные к тебе вопросы и голос славной, умной девушки, которая совсем не спешит расстаться с тобой, уйти, оставив одного.

Когда сошли на берег, уже начинало смеркаться. Вечер тоже был тихий, теплый. Чтобы оттянуть расставание, я предложил пойти в кафе-мороженое, но она отказалась:

– Нет: не люблю стоять в очереди. Давайте зайдем, где можно быстро поесть.

По оживленной улице Горького доходим до площади Пушкина, съедаем сосиски в кафетерии – и снова идем по бульварам.

На скамейках парочки. И я когда-то, студентом, сидел здесь и целовался со своей девочкой; прохожие шли мимо, не поднимая глаз. Боже их упаси было отпустить какую-нибудь реплику! Парочек было много: по одной, а то и две на каждой скамейке – мигом бы надавали по шее.

Теперь я иду мимо и не завидую тем, кто сидит в обнимку. Мне слишком хорошо – только оттого, что не спеша идет она рядом и говорит со мной. По-настоящему: даже не помню, когда так было – уже отвык, пожалуй.

Мы свернули с бульвара и пошли по тихим вечерним улочкам. Большая часть окон была открыта.

Постепенно огней в них становилось все меньше, стало еще тише. Москва засыпала.

Подошли к ее дому. Из какого-то окна слышался бой курантов.

– Ну, вот. Здесь я живу. Спасибо вам.

– За что?

– За этот день, – она устало улыбнулась.

– Я смогу вас снова увидеть?

Она опять улыбнулась и молча кивнула.

– Когда?

– Завтра я буду заниматься. Надо было и сегодня немного поработать, так что завтра никак.

Ну, и слава Богу! Завтра я – тоже не могу: беру на весь день Маринку. Скоро Лера уедет с ней на юг, не увижу целый месяц.

– Вы мне дайте свой телефон. Я сама позвоню, хорошо?

На мгновение перехватило дыхание: а почему свой не дает? Не хочет? Или боится?

– Чем записать? – Писать приходится обгорелым концом спички в книге.

– Не смахните.

– Я сразу же перепишу, пока не буду закрывать ее. А кого спросить?

– Ах, да! Скажите: Феликса. А как вас зовут?

– Оля. Позвоню, наверно, не раньше, чем через неделю: разделаюсь с зачетами.

Буду надеяться, что так оно и есть: что не просто хочет решить, будет ли мне звонить или нет.

– Я обязательно позвоню, – говорит она, и я сразу верю: позвонит. – Ну, ладно. Спокойной ночи, Феликс!

– Спокойной ночи!

Я отошел не сразу. Оля появилась в окне лестничной площадки между вторым и третьим этажами: я помахал ей рукой. Она улыбнулась мне и больше не появлялась. Я закурил и зашагал домой.

Дверь, все-таки, была заперта на цепочку: пришлось звонить.

– Я думала, вы уже не придете.

– Но я же предупредил вас.

– Предупредили, да; только уж поздно очень, а вас нет и нет. Я и заперла. А вам тут звонили: ваша сестра и еще какой-то женский голос. Было плохо слышно, но, похоже, та самая женщина.

– Ага, спасибо.

Я тут же забыл, что она мне сказала: мысли были о другом. О сегодняшнем дне – об Оле: она стояла перед глазами. Я был почти совсем уверен, что она позвонит: она же сказала. Оля! Оля: милая, скромная, интеллигентная – то ! Все было – то : что и как говорила, держалась, двигалась, улыбалась.

Неужели в моей жизни появится то, что избавит, наконец, от щемящего чувства постоянной тревоги, ожидания одного только плохого, обиды за жизненную неудачу, за растраченные годы? Что поможет всему этому стать прошлым: чтобы снова начать жить, а не существовать. Как сегодня: день не был одним из тех бесконечных ненужных дней. Мне сейчас как-то очень легко, и брезжит снова впереди надежда на что-то. Жить – значит быть счастливым: иначе, зачем вообще жить?

Хорошо! Ноги гудят – мы столько прошли сегодня вместе. Надо спать: чтобы завтра пораньше забрать Маринку – завтра она будет со мной.

Больше недели прошло в ожидании. Хорошо хоть, работы было невпроворот: последние дни перед сдачей проекта. В понедельник получил кальки общих видов металлоконструкций, выполненных мной. Простыни те еще, масштаб мелкий, да еще, главная прелесть, наш главный конструктор ЦКБ неукоснительно требует, чтобы все сварные швы, видимые и невидимые, были показаны «ресничками»: копировщица, любая, запросто нанесет их не там – замучаешься потом исправлять. Поэтому на белках их и не проставляю: сам наношу потом в кальке. На черта, спрашивается: ГОСТ на изображение сварных швов это давно уже не требует. Но характер у нашего Главного крутенький: как сказал, так и будет. Сижу и наношу эти бесконечные «реснички». Да еще ждут кальки детальных чертежей, которые я должен просмотреть за своими исполнителями и подписать. Ошибки, как всегда, вылезают. Запарка, хоть и не слишком дикая: после работы остаюсь, но не допоздна. Не впервой – спихнем!

В субботу, следующую после той , я утром проводил Маринку с Лерой; с вокзала сразу поехал на работу. В воскресенье работал в отделе один, и не очень торопясь. В понедельник почти все было кончено и подписано шефом, руководителем нашей группы. Оставались мелочи.

Во вторник часов в одиннадцать шеф понес кальки к Главному – подписывать, а мы всей группой вышли во двор, возбужденные, веселые, с перепачканными тушью пальцами. Сергей предложил идти в буфет пить пиво. По-моему, было еще рано: Главный может вызвать к себе с вопросами. Пусть лучше все подпишет, и можно будет скинуться не только на пиво. Стали обсуждать обмывание сдачи проекта. Устроить, пожалуй, лучше всего, у меня.

Шеф принес кальку общего вида: два мелких исправления, остальное Главный подписал без звука. Поэтому в буфет сходили и пива выпили. Потом отдали нашим женщинам конфеты, а сами снова уселись с сигаретами на солнышке.

Как раз тогда она мне позвонила, и я рванул в отдел к телефону. И мы договорились встретиться вечером.

Сабантуй отпадал. Пригласить ее, конечно, нечего было и думать: обмывание сдачи проекта – мероприятие, из-за обилия спиртного, отнюдь не для ее глаз. Юрка без меня не хотел, остальные без нас обоих – тоже. Я боялся, что на меня обидятся, но все уладилось, когда намекнул, в чем дело.

После обеда шеф велел нам свернуть все белки, убрать их и спокойно разбегаться. Я принял дома душ, переоделся и в шесть уже стоял с букетиком ландышей возле ее дома.

…Мы начали встречаться после каждого ее экзамена. Я ждал, пока она выйдет, в сквере возле ее института. Оля подходила, брала цветы, подносила к лицу и улыбалась мне. Мы ужинали где-нибудь, а потом шли бродить по улицам. К ее дому подходили, когда уже было заполночь, и еще долго стояли и разговаривали. Домой я уже добирался чаще всего пешком, если не удавалось схватить случайное такси.