Виктория Чуйкова - Искушения. Роман

– Так и будешь напиваться, без причины и повода?

– А у тебя есть другое предложение?

– Есть.

– Так предлагай! – бороться с дверью ей больше не хотелось, как и ехать из дому. Решила – зачем, если можно прекрасно обойтись и домашней коллекцией. Взяла с собой бутылку, уселась на диван. – Говори, чего замолчал? Нет слов? – немного подумав, взяла второй стакан и подошла к нему. – Это так похоже на тебя! Компанию составишь? – вопрос бросила так, лишь бы не молчать. – Мне вот для тебя ничего не жалко!

– Наливай, будем пить вместе, все же приятней… – Жан не договорил то, что у него из души рвалось наружу, но Ви прекрасно его поняла:

– Конечно! Мы же правильные, воспитанные, чистенькие! Нам и правду сказать совестно. Как же мы женщину-то обидим, даже такую! «Наливай!» Нет, чтобы быть мужчиной, поухаживать за дамой, так он: «наливай»! – подошла к столу, разлила в стаканы, практически поровну и подняла один. – За тебя! – выпила залпом, даже не скривилась. Жан смотрел на нее и поражался – это же просто кошмарный сон! Столько лет вместе, она после второго бокала кривилась. Ну, слабоалкогольные коктейли могла, немного больше выпить и что вдруг ее так свернуло с дороги? Хотя с другой-то стороны, ему на пользу. Узнает все, что она о нем думает. И Виен не заставила себя долго ждать. – Не пьешь? Представь, меня не удивляет! Со мной и пить противно. Знаю. Вот ты думаешь – я неблагодарная. Нет! Ошибаешься. Я все помню. Особенно хорошее. И как ты меня спас, и как женился и что подарил. Помню. Все, все. Но одного понять не могу, зачем ты все это сделал? Я же тебе в тягость. Молчишь, да и не надо говорить, ты однажды уже сказал. А я же тебя так любила, просто жуть! Всю свою жизнь. Как увидела, тогда на море, в самом рассвете своей юности, так все – голову потеряла. Столько лет мечтала, что ты приедешь однажды, заберешь и увезешь меня от этих… ну, тех…. А ты… Ты же убил во мне все самое лучшее, что не смогли даже те две фурии уничтожить. Ты убил во мне МЕНЯ. Взял и вычеркнул. Стер ластиком, вымоченном в керосине. Так просто, безжалостно, до дыр. А, что говорить – я же никто! – Виен опять приложилась к стакану. Жан ждал, что вот-вот, потекут слезы, она разрыдается и ему будет легче ее успокоить и доказать, что это не так! Столько лет прошло, всего одна оплошность им сделана, а так засела у нее в сердце. Но, у Виен даже голос не дрогнул. Язык заплетался, от выпитого на голодный желудок, а слабости не было! И глаз не отводила, говорила, снимая с него кожу и посыпая солью: – И на этом тебе большое спасибо! Я теперь чистый лист, могу рисовать свою жизнь заново. – икнула и не заметила этого. – Чистый, лист, для всех! И детей в том числе. Ви, Ви! Как собачонку! Фу! Все забыли, что у меня есть имя. Стоп! Имени то у меня и нет! Ну я дала… Да! Я-то думала, а оно вон что! Оно-то, конечно, потому что, что-ж… Еще бы! Ты же имечко-то мое и выбелил. Да не парься! Я не обижаюсь. По делам, наверное. Только… Дел-то, у меня ни каких. Во! Чем запомнят? Нечем! Жила бессмысленно и уйду без памяти. Ладно. Давай за тебя! Ты – человек! Не пустое место. – опустила голову, смотря в пол, шмыгнув носом.

– Вилена! – голос Жана прозвучал настолько нежно, что она съежилась, услышав свое имя, и подняла к нему голову. – Ты меня так и не простила.

– Простила? – переспросила она. – За что? Я же не Господь. Это он имеет право: прощать или не прощать. А я тебе благодарна! Правда, правда! Ты открыл мне меня – без иллюзий и прикрас. Ты сделал из меня то, что никто не решался… – махнула рукой, пояснять не стала. Снова опустила голову и вздохнула. – Давай выпьем.

– Вилена! – он, наконец, присел рядом и взял ее руки, удерживая от бутылки. – Прошу.

– Ты все еще здесь? – спросила так, словно прошло несколько часов, а не секунд. Прищурилась, присматриваясь. – А где мои вчерашние вещи?

– В корзине. Зачем они тебе?

– У меня там что-то было.

– Скажи, я принесу.

– Я сама! – поднялась, пошатываясь ушла, он последовал за ней. Виен уселась на пол, достала брюки и вывернула карманы, говоря: – пусто! – и тут же закричала: – Жан! – крикнула громко и, увидев его, добавила: – А, ты здесь. Где мои сигареты?

– Виен! Ты не куришь!

– Не курю! Точно сказано. Это я так, со вчера, убиваю в себе НИЧТО! Так где? Отдавай, нехороший такой человечище!

Он принес три пачки:

– Какие?

– Пока не поняла, но цвет нравится зелененький!

– Возьми.

– А прикурить? – поднялась и тут же села на корзину. – Тебе не кажется, что меня становится все меньше?

– Не, кажется! – неожиданно для себя Жан засмеялся: Виен имела необычайное свойство – в любых ситуациях становиться ребенком, проказным, но милым. Вот и сейчас – ни капли макияжа, небрежно одета, короткие волосы торчком, опять похудела, а выражение глаз, как у пятилетнего ребенка, съевшего весь шоколад. Виен не заметила его смеха, или абстрагировалась. Все еще улыбаясь, Жан добавил: – Тебя, наоборот, много!

– Правда? – она соображала, в каком плане он это все говорит и крутила сигаретку. – Мужчина! А прикурить?

Жан чиркнул зажигалкой и поднес ей. Виен затянулась, скривилась и сразу закашляла.

– И для чего? – поинтересовался Жан, глядя на ее побелевшее лицо.

– Если бы я знала…

– Дорогая! – Жан попытался забрать у нее сигарету. – Тебе не идет и ты, напоминаю, не переносишь дым! Даже снадобья Дэна не смогли это исправить. У тебя аллергия, будет плохо.

– Куда же хуже, чем есть?

– Пожалуйста, пропустим это истязание. Действительно, тебе не к лицу сигарета.

– Да, что ты говоришь?! – она сделала очередную затяжку и вырубилась.

– Хотя бы так! – Жан отнес ее на кровать и опять послушно начал исправлять устроенный ею безлад.

****

«Одна ошибка. Одна оплошность. Пусть даже большая, но не преднамеренная! Одно недосказанное слово, а в моем случае недописанное! Только единственный раз ревность закрыла мне глаза, всего лишь на мгновение я оказался слаб, а кару буду нести всю жизнь. Почему я тогда не поговорил с ней, почему не осмелился высказать свои сомнения? Все бы давно забылось. А теперь я пожинаю плоды собственной глупости! И ведь любил ее тогда и люблю сейчас в два раза больше! И она меня любит, я это знаю. Очень любит. Иначе давно бы уже вычеркнула из своей жизни. А обиду помнит…. Столько лет прошло с той никчемной записки, столько переговорено, еще больше – вымолено прощения, а стыдно до такой степени, что не знаю, куда девать глаза! Милая моя Виен! Как же тебе будет плохо, после всех этих загулов, но как это вовремя случилось. Ты хоть смогла все выплеснуть! И я теперь буду надеяться, что забудешь мою погрешность, увидишь, насколько сильно я тебя люблю, и простишь – старого, глупого мужа! Теряющего голову от пристрастия к тебе».

****

Наутро у Виен срыв начался прямо с утра. Едва открыла глаза, пошла в столовую, достала из холодильника недопитую бутылку, вытащила чашку.