Виктория Чуйкова - Искушения. Роман

© Виктория Чуйкова, 2018

ISBN 978-5-4490-2827-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Моя Жизнь… Поточное течение дней. Да, если подумать, у кого она иная. Однообразие, сменяющееся по кругу: рождение, бытие, смерть. Все! Три составляющие, которые люди пытаются растянуть до максимума. А что меняется? Только нравы!

Жизнь… Столетиями я не задумывалась о ее смысле – жила, выполняя требования и условия, четко соблюдая рамки дозволенного, и меня это устраивало. Да, устраивало полностью! Мудрецы говорят – «Как часто мы забываем о своих грехах, перечисляя их только себе». А я не помню своих грехов вообще. Все что было, то было. И если я до сих пор жива, значит, именно так была запрограммирована моя жизнь сверху. Ни о чем не жалею, ни о чем! И все же, меняются нравы, но не сама жизнь.

Теперь бы мне труднее было предъявлять законы последователям. Я отстранилась. Это было необходимо не только мне, это было нужно, прежде всего, всем вам. Чтобы обрели свободу, почувствовали запах современной жизни, не оглядываясь на меня, мои устои, понятия.

И вы, даже не подозревая, расправили крылья и понеслись навстречу новому миру.

А я…. Мне осталось только думать и вспоминать, припоминать все прожитое и задумываться над ним.

Чем была наполнена моя жизнь? Какие жили и живут во мне Чувства?

Страх перед смертью был, но пока я была ребенком. Боль о потере близких ушла в один день с детством – когда так жестоко ОНИ лишили жизни двух близких мне людей. И я затаилась, переболела, пересмотрела все, что могла пересмотреть. Я выжила, окрепла и спрятала свое сердце в ледяное обрамление. А зачем мне оно, когда вокруг только жестокость. Как я смогу помочь тем, кто во мне нуждается, болея за них?

Даже Вам, мои родные, было нужно только мое хладнокровие, рассудительность, реакция и защита. А еще мои мозги и дар. И я дала все это. Ничего не прося себе. Мне ничего не надо. Я ничего не хочу. Я даже забыла свой возраст, я не помню дня рождения.

Но я помню ВЕСЬ РОД! Я его создала, я его берегла, я его содержала! Хотела ли я этого? Скорее да. Мечтала я о столь долгой жизни? Вот тут – нет. Элементарно втянулась, Попросту привыкла жить. Просто-напросто был контракт, и я его выполняла…

Ах, да, забыла – Любовь! Вы так часто повторяете это слово. ЛЮБОВЬ! Как же без нее?! И я любила, по своему, как умела. Сначала родителей – их не стало. Потом мужа – отдала ему все, а он продолжал быть верен Ей. Той хрупкой, несмелой, непокоренной, оставшейся в далекой юности…

Уважение и покорность – я получила взамен своей любви. И я приняла! Потом сын. Любовь к нему закрыла мои глаза на многое и научила прощать. Затем внуки – тут вообще все запутанно. Чтобы я не делала, как бы ни стучалась к ним – в ответ получила только сухое выполнение требований. А ведь вся жизнь – это сплошное сплетение требований и их выполнения!

Любовь! Это всего лишь слово, звук, мечта – быстро растворяющаяся…

Теперь я не у дел. Что изменилось? НИЧЕГО! Я лишь выполнила один пункт договора, даже не зная, качественно или нет. Не вникая, сколько мне еще осталась влачить свое существование. Я не знаю, что творится за пределами моего заточения, не ведаю, почему все еще жива и запуталась: где видения, в которые я погружаюсь против своего желания, а где сама жизнь.

Простите за все, если сможете.

Не корите за это письмо – не умею писать теплых писем. Да это и не письмо, так записка, на случай если больше не увидимся.

Не оправдываюсь – поясняю. Возможно – советую. Выбросьте из сердца все чувства, они его ранят и укорачивают жизнь.

Ольга»

Она открыла глаза от нежного голоса, зовущего ее. В открытое настежь окно залетал майский ветерок, пошалил немного с занавесками и умчался, оставляя за собой тихий голос, доносящийся с улицы:

– Милая! Ты услышь меня, под окном стою…

Виен опустила ноги, сделала шаг и, отодвинув горшок с буйно цветущим гиацинтом, наклонила голову к переплетениям изогнутой решетки, закрывающей половину окна, увидела мужа, не бывало веселого. Он стоял, одет в легких светлых брюках и сорочке на выпуск, ворот которой расстегнут, хотя, проще сказать, рубашка была застегнута лишь на две нижние пуговицы:

– Спустишься? – тихо спросил он, поднимая руки вверх.

– Пять, нет, десять минут! – так же тихо ответила Ви и исчезла. Носилась по комнате, как школьница, чистя зубы на ходу, одновременно выбирая платье. Наконец, она собралась, одевшись в легкое, небесно-голубое платье, прихватив жакетку, полетела вниз.

Входная дверь была открыта и еще из парадного их особнячка, она увидела сияющий, бежевый Кадиллак, с открытым верхом:

– Где ты его взял? – спросила так просто, даже не ожидая ответа. А Жан, открыл перед ней дверцу, поцеловал руку и прежде чем сесть за руль, достал с заднего сидения ветку белой сирени. Приняв, невольно бросила взгляд туда, откуда он ее только что выудил и восторженно вскрикнула: – Это мне? – искренне радуясь простым, садовым цветам, закрывающим все заднее сидение.

– Тебе, и не просто так… С днем рождения! – говоря все еще тихо, словно боясь разбудить родителей, будто школьник, сидел, развернувшись к ней, положив руку на руль, так и не заведя мотор. Умилялся ею и не решался даже поцеловать. – Вижу, угодил. Хотя, если бы и не знал, что ты обожаешь сирень, догадался бы.

– Это почему еще?

– Ну, вот, опять требуешь ответа. Ты сегодня с утра настоящая почемучка! Как новорожденный.

– А мне и не обидно. Ах да, спасибо! И куда мы?

– Я тебя похищаю! – заявил Жан и рванул с места, с ветерком завернул за угол, сделал круг вокруг имения, словно пытался ее запутать.

– У себя же! – рассмеялась Виен и откинула голову на спинку сидения.

Май! Сад весь утопал в бело-розовом цвете. Лучи восходящего солнца пронизывали каждый цветок, делая его перламутровым. Лепестки кружились, падая на землю, как огромные снежинки, застилая собою все вокруг.

– Так куда мы? – не выдержала, невольно радуясь, что выбрала именно это платье, выбивающееся из бело-розовой гаммы.

– Не далеко! – теперь он вел машину совсем медленно, лавируя между деревьями, увозя ее вглубь сада.

– Это мне и так понятно! Твои же угодья.

– Наши, родная, наши! – крикнул он, оставив все предосторожности. – Столько лет живем вместе. Когда же ты привыкнешь?!

Они проехали конюшни, повернули к дальнему уголку имения, выходящему на бухточку, где ровными рядами стояли десятка два старых яблонь. Под деревьями виднелся круглый столик и два белых кресла. Тонкие кружева скатерти, свисающей до самой молодой травы, танцевали в порывах ветерка.