Диана Клепова - Мой отец – Мир

Они больше не разговаривали. Клодетт ничем не любовалась и не восхищалась. А ведь раньше она любила наблюдать за людьми. «Внутри каждого человека целый мир, непохожий на другие, каждый человек – это другая оригинальная история длиною в жизнь. Ну разве это не удивительно!» – твердила она изо дня в день, докучая родным, но сегодняшний стал исключением. Сейчас Бастьен просто молчала, уставившись себе под ноги с похоронным выражением лица, а капитан боялся сказать что-то, что лишь все усугубит.

– Где я могу привязать своего коня? – Рафаэль обрел дар речи, когда они подошли к дому.

– Привяжите к забору, – монотонно бросила Клодетт, с отсутствующим видом отпирая дверь.

– А он его не снесет? – засомневался капитан, отметив ветхость забора.

– Понятия не имею, – ответила девушка равнодушно, будто это было пустяковым делом, и ужасно ее утомило.

Она устало толкнула дверь.

Рафаэль вздохнул и поджал губы, не зная, что делать дальше. Клодетт, ушедшая глубоко в свои мысли, помогать явно не собиралась, и ее даже не волновало, что лошадь могла сломать забор, поэтому решать пришлось самому: недолго думая, он привязал коня к крыльцу и вошел в дом.

Клодетт держала в руках две свечи и ждала его у двери в подвал.

– Ты же понимаешь, что я не за этим тебя позвала? – вдруг спросила она.

– Конечно.

– Я рассчитывала на это.

Девушка кивнула на дверь, за которой пряталась непроглядная тьма, всучила капитану горящую свечу и стала спускаться вниз. Рафаэль последовал за ней.

Внизу было намного холоднее. Он почувствовал странный запах. Капитан опустил глаза в пол и увидел странные красно-коричневые разводы. Выглядело это так, будто кто-то – без сомнения, это была Клодетт – пытался смыть кровь, но не успел, и вся она впиталась в деревянный пол. Мужчина чертыхнулся. Скольких кошек здесь зарезали?

Чуть погодя, Рафаэль оторвал взгляд от пола и устремил его на Клодетт, стоявшую в двух метрах от него. Она поставила свечу на старый стол и теперь в руках держала черного котенка. Если бы кто-то из горожан увидал это, девушку сожгли бы прямо здесь.

– Ты не думаешь, что я ведьма? – вопросила она, словно озвучив его мысли.

Капитан вздохнул. Сейчас он выглядел добрее и печальнее, чем раньше.

– Ведьма никогда не выбрала бы пойти на виселицу, чтобы сохранить жизнь бабушке, – тихо ответил он, чуть погодя. – Ты пыталась встать туда вместо нее, когда она сделала это ради тебя. Я все видел и раньше, но после этой казни сомневался бы только законченный дурак.

Сколько же тогда в Париже было законченных дураков?

– Ты не такой, как все, – выпалила Клодетт, вглядываясь в его лицо. – Почему ты так добр ко мне?

Огонь горящей свечи отражался в глазах Клодетт, и это, вкупе с ее решительным взглядом, но почти плачущим от негодования голосом, выглядело так, будто пламя горело внутри девушки. Капитан подумал, что, возможно, так оно и было на самом деле.

– Я не могу допустить, чтобы еще одна невинная девушка была казнена за преступление, которого не совершала, – ответил Рафаэль.

– Говоришь, ты каждой невинной девушке помогаешь? – Клодетт недоверчиво покосилась на него. – Тогда почему казненных за колдовство становится все больше? Или наш суд так справедлив, что вешает и сжигает только действительно виновных? Таких, как моя бабушка?

– Потому что я никогда и ни за кого не вступался, – он покачал головой. – Но тебе я буду оградой.

– Тебя убьют, если узнают, – упорствовала она. – Еще не поздно передумать и спастись, Рафаэль. Я сохраню твой секрет так же, как ты хранишь мой.

Бастьен отпустила котенка и подалась вперед, едва ли не заглядывая капитану в душу своими блестящими глазами. Ее лицо выражало бесконечное беспокойство. Молящий взгляд Клодетт метался: она смотрела то в его решительные темные глаза, то на мужественный нос, то на сжатые в полоску губы, то на щетину на подбородке. Рафаэль уже был в опасности, но он все еще мог спастись. Если он не осознает это сейчас, потом будет уже слишком поздно.

– Я приду за тобой после заката. Будь готова к этому времени, – промолвил он, выждав паузу.

Волнение Клодетт было вполне себе объяснимо. Нет, она не беспокоилась конкретно за этого человека и за его судьбу. Она его едва знала.

Но защищая ее, погибла бабушка Джозефина. Клодетт не знала, что с ней станет, если еще один человек пострадает по ее вине, но при этом понимала, что ей нужна помощь капитана, поэтому надеялась, что он сам осознает, насколько велик риск и откажется от этой затеи.

Противоречивые чувства разрывали Клодетт душу, и сердце ее болезненно сжималось. На щеке замерли слезы.

Рафаэль пресек все надежды. Он добровольно искалечил свою жизнь быстрее, чем кто-либо другой сделал бы то же самое случайно. Девушка почувствовала как его последние шансы на нормальную жизнь растворились в воздухе.

Она понапрасну ухватилась за его плащ, как за последнюю возможность, готовясь умолять о смене решения, как вчера палача, но Рафаэль отвернулся и стал подниматься по лестнице, ясно давая девушке понять, что разговор был окончен.

В тот день капитан королевской гвардии подписал себе смертный приговор. Пути назад больше не было.

Желая сколько-нибудь собраться с мыслями, Клодетт мучительно раздумывала весь вечер. Еще вчера она была погружена в свое горе и злилась на толпу, которая ревела на площади и посылала проклятия Джозефине, стоявшей перед лицом смерти на эшафоте, и в своем озлоблении едва не возненавидела весь город, но Рафаэль помешал этому случиться.

Что проку ему было помогать ей? Клодетт с жаром и волнением пыталась доискаться смысла, расхаживая по комнате взад-вперед, как делают крупные хищники, нервничая в тесной клетке. Впрочем, это никак не сказалось на ее пунктуальности и готовности к предстоящей дороге.

Когда явился Рафаэль, девушка, полностью собранная, уже стояла у двери в ожидании капитана. Клодетт была облачена в тот самый плащ, в котором она была, когда читатель ее впервые встретил. Она с решительным видом держала в руках плетеную корзину, накрытую платком. Рафаэль смотрел на ее лицо, почти полностью скрытое в тени капюшона, и в который раз дивился чистоте и платонизму своих намерений.

Сам он сегодня был одет по-иному: штаны, просторная белая рубаха да высокие сапоги – ничто в нем не выдавало капитана гвардии, кроме гордой осанки и мужественного выражения лица. Рафаэля легко можно было бы спутать с обыкновенным крестьянином.

– Вы выглядите совсем как обычный человек, – озвучила Клодетт свои мысли.

– А Вы, как я погляжу, уже собраны, – констатировал капитан в ответ.

Он немного поразмыслил, а затем поспешно добавил: