Александра Нюренберг - Глобус Билла. Первая книга. Почти человек

– Если сын умрёт раньше отца…

– Пф… С чего бы? Ты здоровенький. Вон и кресло так думает.

– Биологические циклы двух рас отличаются непоправимо, и даже смешение в течение ста звёздных лет не гарантирует от генетического кунштюка.

– Смотри, слова какие знает. Значит, не зря он изредка заходил в ворота столичного универа… Разумеется, не умрёт. Ну, разумеется, если не отправится на историческую родину… в качестве посла, например. Это единственное условие…

Тут оба рассмеялись, и Ас увидел с удовольствием или нет, кто знает этого, со стёклами тонкой выделки вместо зерцал этой, ну, как её… души, что Билл отмёрз. Что он пребывал в состоянии, после которого необходимо было отмерзать, тоже заметил бы не всякий. Пожалуй, что и был один нибириец из всех нибирийцев и людей, кто заметил бы. Ну, не считая леди Сунн.

– Что само по себе уже менее вероятно, чем выстраивание девяти Дружков на забытой Аллее в том же порядке, что и Трах-тарарах лет назад. – Продолжал Александр, покидая свой приют. Он, страсть, как любил притулиться к двери или в косяке застыть, прямо, чудовище из ночного сна – разве что обладал внешностью вовсе не чудовищной.

– Что, так уж точь-в-точь? Все-все заняли исходные позиции?

– До завалященькой кометы. Да, друг… была такая, которую даже в герб врисовали.

– Знаю, видел в архиве. Хвост какой-то несолидный.

– А как бы ты иначе мог часами тут прятаться от исполнения государственного долга, сидя пред этим портретом в дырочке. Всё сошлось, как по нотам. Только поток синергии обвалился, и туннель в пространстве, по которому раньше запросто ходили корабли великого флота Нибиру, мы потеряли. Вот хорошо было владыкам прежних династий… кто там правил, ваше благородие? Вы знать должны свою генеалогию. Но флот и династия утратились разом. Династия-то для правления сыскалась, а вот построить такой же флот, какой сгинул в гравитационном циклоне сотню ярролет назад – дело, как выяснилось, более заковыристое. Ну, вот, планеты и менее значительные персонажи игры – готовы, и твоё рыжее изваяние на территории бывшей колонии попало прямёхонько в твой прибор.

Билл как-то виновато скосился на молчаливый ствол большого телескопа. Ствол был грозен.

– Даже звёздные пылинки и те, вероятно сложились и выстроились, как детишки на весеннем параде в знак солидарности с властью, то есть с вашим папенькою. Спорим, так же они выстроились и сто миллионов лет назад, когда тогдашний властитель… на Нибиру ещё было крепостное право… собрал детей для крестового похода.

– Не спорю. Отец рехнулся, когда устроил это. Его же пресса без штанов оставит.

– Нет, если будет принят новый закон насчёт прессы.

– Да, и будут спрашивать, как, а разве не всегда вешали за ноги за Слово Правды? Как? Да что ж это, вот варвары-то предки наши были.

– Именно-с. Так и будут, сир Баст. Или даже все тогда уж будут висеть за ноги, как вы и предположили. И будет мир и благодать во народах.

– Да, оно разумно.

Билл размышляюще пошевелил пальцами.

– А кто ж работать будет, ежли все будут тово… висеть?

– А к тому времени правящая династия переродится окончательно в небожителей, и кушать ей будет не потребно.

Посмотрел, и оба перекосились красивыми лицами, будто в вековом камне сразу два духа гор захотели чихнуть.

– Ну, хватит. Этак мы дошутимся.

Ас пожал плечом.

– Как скажете, господин.

Билл снялся с места, не опираясь пудовыми ладонями на подлокотники, и встал, расставив ноги. Заслонил башкой круг неба в дуле телескопа, развёл массивными у плечей руками, свет зеркал очертил его, отнюдь не похожего на того небожителя, который кушать не хочет.

– Верите во власть слова, повелитель?

Билл не сразу ответил:

– Знаешь, слуга, не забывай того актёра, который по роли должен был безумно влюбиться во взбалмошную девицу.

– А… – Медленно ответил Ас. – И ему не понравилась молодая актриса, а потом он безумно в неё влюбился… помню.

– Он влюблялся в неё с каждым словом, которое она наделяла страшной силой своей прелести и таланта.

– Значит, верите.

Билл вылез из халата, который был ему мал и сидел вроде кочующего грозового покрова на значительном континентальном хребте. Ас взглянул на высвободившееся пространство.

– Рукава спусти.

– Что?

– Рукава, говорю… – Ас, не оставляя сомнений, показал, скосив серые глаза.

Билл заворчал, начал произносить что-то насчёт нескромности, но, переступая порог, заткнулся и одним движением потёр руки о бёдра – да, да – так что рукава кое-как съехали, обнаружив манжеты рубашки, лишившиеся пуговиц в такие далёкие времена, что уж и не помнили, как оно, с пуговицами. Вроде гипотетических потомков, которые не заметят отсутствие статей основного закона, некогда гарантировавших свободу печати.

Оглянулся, оставляя каморку, заповедник зеркал, где в кружке телескопа по-прежнему сидел кто-то, огромный, светлый с рыжими бровями. Расстояние в указательный палец в длину на небосводе разделяло комнатку с шутками отражений и, – поехали…

Мимо котёнка Плуто, мёрзнущего и отвергнутого, но такого славного, клянусь оком Абу-Решита, двух не предавших друг друга и изрядно друг другу надоевших Голубого и Синего, здесь нетрудно обогнуть Аншара в короне и радужного Кишара, а там рукой подать до Привала, и вот в чашке чёрного кофия, она – маленькая и странная, источающая непонятный свет и вроде как запах в черноте большого квадрата, вот Эриду или, как правильно – номер Седьмая.

Привал был как-то красноват этой весной, и даже тёплое свечение Незнакомки не умеряло тревоги ночами этого последнего весеннего месяца. Звёзды напоминали какие-то слова из писаний Древних, что обещало перемены.

Ну, ещё были дела домашние…

Этой весной отец вознамерился его женить, одиннадцать ха-ха. Видно, тревоги по поводу судьбы рода не оставляли этого с виду беспечного и обаятельного, так как и хищники не лишены своеобразного обаяния, когда щёлкают челюстями, нибирийца. Это во-вторых. Во-первых, леди Сунн намерение это в корне срезала, как срезала она твёрдой нежной рукой с длинными, невероятно стройными, чуть суховатыми пальцами излишние стебли в своём саду.

Она объяснилась.

– Видишь ли, – сказала она, садясь в рабочем комбинезоне, делавшем её высокую фигуру классической статуей в комбинезоне, и тесно складывая ноги в композицию «леди знает», – генетическая информация – сложная и непредсказуемая штука. Да ты у своих учёных спроси.

В саду цвёл трёхлистный цветок, источавший жгучий густой аромат и, жужжа, работали пчёлы – обыкновенные, не улучшенные. Они перелетали с одного развёрстого розового креста на другой белый, как снег, и знали, очевидно, что делают. Пенёк, на который присела леди Сунн, тоже предложил миру свои побеги, он не был обречён на смерть.