Ширли Конран - Месть Мими Квин

Макс несколько раз принимался за дело и всякий раз комкал листок и выбрасывал его. Нет, так ничего не выйдет. Он закрутил колпачок на своей ручке. Придется вернуться в Париж и обо всем сказать Стелле. Одному богу известно почему, но так будет легче, чем писать письмо. Макс представил себе Стеллу. Вот она получает письмо из Лондона, радуется, а потом читает и…

Выходя из клуба, Макс попросил служащего забронировать для него место на первом же самолете, вылетающем в Париж четвертого сентября, и место на первом же обратном рейсе в Лондон пятого сентября утром.

Воскресенье, 3 сентября 1939 года.

Фицрой-сквер

Все молчали. Это был приятный солнечный день. Воскресную тишину нарушал только гул самолета, пролетающего где-то в вышине, стрекотание газонокосилки по соседству и негромкое жужжание пчел, вьющихся над цветочным бордюром, высаженным Тоби.

– Разве это не восхитительно, Тоби? – Глаза Мими сияли. – Разве тебе не хочется стать дедушкой?

Тоби иронично улыбнулся:

– Многие мужчины моего возраста хотели бы иметь внука, но они вовсе не желают становиться дедушками, и еще меньше их прельщает перспектива спать с чьей-то бабушкой.

Мими засмеялась и встала.

– Пойду принесу бутылочку шампанского. Может быть, это нас развеселит. – Макс, Физз и Тоби молча кивнули.

Когда первого сентября Гитлер напал на Польшу, британцы поняли, что война неизбежна, но они все равно испытали шок, когда им сообщил об этом по радио суровый, усталый голос премьер-министра.

Первой мыслью Макса была мысль о Стелле. Значит, он не сможет полететь в Париж и увидеться с ней. Потом он подумал о Физз. Его сразу же призовут в армию, а он не хотел, чтобы беременная Физз жила одна.

Тоби повернулся к сыну:

– Я полагаю, что тебя призовут в королевский военно-морской резерв?

– Я отправлюсь в штаб завтра же. Скорее всего меня отправят на тренировочную базу в Брайтон. Месяц подготовки, и аттестация. Будет нелегко.

– Я уже записался в противовоздушную оборону. – В голосе Тоби слышалось смирение. – Ну что же, не посплю еще несколько лет из-за проклятых гуннов.

Макс посмотрел на жену:

– Физз не в восторге от моей идеи, но я был бы очень благодарен, если бы она пожила здесь с вами. Она может спать в моей старой спальне.

– Нет-нет, – запротестовал Тоби. Макс удивленно посмотрел на отца. – Мы не можем позволить Физз в ее положении карабкаться по этой лестнице. Мы поместим ее в гостиной, там ей будет очень удобно. Мы с твоей матерью вечерами можем сидеть в моем кабинете, а Физз присоединится к нам, если захочет.

Вернулась Мими с бокалами и с бутылкой дорогого шампанского.

– Кухарка только что сказала мне, что ее забирают на общественные работы уже завтра. Так что нам с Дэйзи придется справляться самостоятельно. Остальные слуги, вероятно, тоже скоро уйдут.

Они молча пили шампанское, мысли у всех были мрачные.

К октябрю Макс мог с уверенностью сказать, что война – это куда тяжелее третьеразрядного турне.

Младшего лейтенанта королевского флота Фэйна после обучения отправили служить в Портсмут. Он должен был стать винтиком в эффективной военной администрации на берегу, снабжавшей сражающиеся корабли всем необходимым и занимавшейся их ремонтом. Это называлось секретариатом и службой поставок королевского морского флота.

Макс работал в длинной мрачной комнате вместе с множеством других клерков. Из заднего окна ему был виден корабль Нельсона «Виктория», победившего французов и испанцев в Трафальгарском сражении. Ему повезло. Он жил один в комнате, следовательно, Физз могла навещать его.

Вечерами Макс иногда выпивал водянистого пива в «Звезде и подвязке» в старом Портсмуте или коротал время в офицерском клубе. По ночам он никуда не выходил.

Жизнь в городе замерла, все ждали нападения немцев. Макс изредка вспоминал о Стелле. Он все еще чувствовал себя виноватым перед ней, но знал, что писать не имеет никакого смысла. Цензоры не выпустят письмо из Британии.

В начале октября Бетси все же легко дозванивалась в Париж и разговаривала с дочерью. У Бетси отлегло от сердца, когда она услышала, что во Франции никто не волнуется. Потому что Стелла, вне всякого сомнения, намеревалась остаться в Париже. Стелла уверяла ее, что все по-прежнему, если не считать затемнения. Никто не видел немцев. Матери совершенно незачем волноваться. Стелле хочется закончить школьный курс, как она и планировала, и к Рождеству вернуться домой. Почему бы и нет? Ведь совершенно очевидно, что никакой опасности нет.

Хотя дочери и удавалось успокоить ее, Бетси все-таки звонила и своим парижским знакомым. Те жизнерадостно говорили, что сразу после объявления войны и в самом деле царило некоторое замешательство, но теперь жизнь вернулась в нормальное русло.

К концу октября Стелла забеспокоилась по-настоящему. Она поняла, что и в самом деле беременна. Ей было и радостно и страшно. Она боялась поделиться с кем-нибудь своей тайной, боялась вернуться домой и предстать перед своей матерью. Ее пугал тот день, когда мадам Буэ обо всем догадается. Что же делать? Стелле очень хотелось получить ответ… От Макса, разумеется. Не получив от него письма, она не слишком расстроилась. С началом войны почтовое сообщение между Британией и материком резко прервалось. Стелла попыталась позвонить ему в клуб с ближайшей почты, но это оказалось невероятно сложно. Разговор с Лондоном надо было заказывать за несколько часов. А если номер занят, приходилось ждать еще несколько часов, чтобы соединили снова.

Солгав мадам Буэ два раза подряд, чтобы только вырваться на почту, Стелла наконец сумела дозвониться до клуба. Швейцар сообщил ей, что мистера Фэйна в клубе нет, и дома он тоже не живет. Он предложил мадам послать письмо, которое мистер Фэйн обязательно заберет, когда в следующий раз зайдет в клуб.

В тот же вечер Стелла написала послание, полное любви, сообщая Максу радостную новость.

Стелла – в конце концов, она была дочерью своего отца – впервые в жизни почувствовала, что делает именно то, чего ей хочется. Тот факт, что это неприлично и так не поступают, ее мало волновал. Она достигла в жизни того, чего хотела, – она уехала из дома, поняла, кто она такая на самом деле и чем ей хочется заниматься. Теперь Стелла не сомневалась, что она единственная любовь Макса, и она хотела подарить своему обожаемому возлюбленному ребенка, которого отказывалась выносить его жена.

Постепенно жизнь снова стала нормальной. Открылись кинотеатры и театры. И все-таки, несмотря на отсутствие нацистов, жизнь стала куда более опасной и трудной для британцев. Мими много времени проводила в очередях за продуктами, потому что у Тоби, все еще управлявшего театрами, на это не было времени, а артрит Дэйзи немедленно заявлял о себе, стоило ей простоять лишних пять минут. У Мими камень с души свалился, когда к ним переехала Джесси. Кулинарные способности Дэйзи сводились к открыванию консервов и завариванию чая. Овсянка у нее всегда подгорала. Сама Мими умела еще меньше. Тоби сурово запретил пользоваться черным рынком. Не говоря уже о моральных соображениях, наказание было просто драконовским. Но Джесси обладала чудесной способностью растягивать паек. Что, впрочем, напрямую зависело и от огромного количества друзей, которые, казалось, были счастливы дарить ей кроликов и дичь. Если бы Джесси была одной из шестнадцатилетних красоток из нового ревю «Минервы» «Не свисти!», тогда Мими могла бы понять, почему мясник постоянно подкидывает ей лишний кусочек. Но Джесси даже в молодости не была красавицей.