Николас Эванс - Заклинатель

Том не знал, насколько Грейс опережает их. В ближайшей резервации был один парень, который, взглянув на след, мог с точностью до минуты определить, когда тут проезжал конь. Фрэнк тоже кое-что понимал в следах, во всяком случае, больше Тома – как-никак охотник, – но не настолько, чтобы сказать, какое расстояние отделяет их от Грейс. Ясно было – она гонит коня во весь опор, и, если так будет продолжаться и дальше, Пилигрим скоро рухнет на землю.

Она явно направлялась на летние пастбища; они поняли это еще до того, как увидели отпечатки подков в натоптанной глине у озерка. Грейс много ездила верхом с Джо и хорошо знала окрестности, но в горы поднималась лишь однажды. Если ей хотелось найти убежище, то им могла быть только хижина в горах – другого места она просто не знала. Но сумеет ли Грейс отыскать хижину? За прошедшие две недели все здесь очень изменились. Даже человек, находящийся не в столь смятенных чувствах (а судя по бешеной скачке Грейс, она явно была не в себе), запросто мог здесь заблудиться.

Фрэнк слез с коня, чтобы поближе взглянуть на следы Пилигрима у воды. Он снял шляпу и вытер потное лицо рукавом. Том тоже сошел с Римрока и держал обеих лошадей, не подпуская их к воде, чтобы они не затоптали следов.

– Что скажешь?

– Даже не знаю. Глина здорово затвердела, но на таком солнцепеке она могла быстро схватиться. За полчаса, ну, минут за сорок.

Они пустили лошадей к воде, а сами, нахмурившись, всматривались в даль.

– Честно говоря, я надеялся, что отсюда мы увидим ее, – сказал Фрэнк.

– Я тоже.

Какое-то время оба молчали, и в тишине было слышно только, как жадно глотали воду кони.

– Послушай, Том…

Том повернулся к брату, который неловко улыбался, переминаясь с ноги на ногу.

– Конечно, это не мое дело, но вчера вечером Дайана… ну, ты сам видел, она выпила лишнего… мы с ней были в кухне, и она заговорила о вас с Энни, ну и вот… Это, конечно, повторяю, не наше дело.

– Ладно, продолжай.

– Она кое-что ляпнула, а тут как раз вошла Грейс, и я не уверен, что она не слышала ее слов.

Фрэнк спросил, не думает ли он, что Грейс могла уехать из-за этого, наверное, и Том кивнул: да, скорее всего. Братья смотрели друг другу в глаза, и Фрэнк понял по взгляду Тома, какую боль он испытывает.

– У тебя это так серьезно? – спросил он.

– Серьезнее не бывает.

Они молча отвели лошадей от воды и поскакали через плато.

Итак, Грейс все знала. Как она узнала – его не интересовало. Этого Том больше всего боялся – еще до того, как Энни поделилась с ним своими страхами. Вчера, когда Энни и Грейс уезжали с вечеринки, он спросил у девочки, хорошо ли она повеселилась. Грейс, натянуто улыбаясь, кивнула, но не смотрела при этом ему в глаза… Какую муку, должно быть, испытывала она! Какую боль от его предательства! И боль девочки вошла в сердце Тома, слившись с его собственной.

Братья надеялись увидеть девочку с вершины хребта, но и оттуда ее не было видно. Судя по следам, скорость Пилигрима снизилась, но совсем не намного. Только однажды Грейс дала коню передых, приблизительно ярдах в пятидесяти от перевала. Похоже, она заставила его пойти тише, затем сделала небольшой круг – словно обдумывала дальнейшие действия или что-то увидела. Потом Грейс снова заставила Пилигрима перейти на широкий размашистый шаг.

Фрэнк натянул поводья, остановив своего коня у сосен, росших перед крутым склоном:

– Как думаешь, чьи это следы? – спросил он, осматривая землю.

Следов от копыт было очень много, и среди них четко выделялись вмятины от подков Пилигрима. Определить, какие следы свежее, было невозможно.

– Скорее всего это мустанги Гранолы.

– Пожалуй.

– Никогда не видел их так высоко. А ты?

– Тоже.

Приблизительно на середине перевала, у поворота, их внимание привлек глухой гул, и они остановились, прислушиваясь. Том сначала подумал, что это катится вниз сорвавшийся большой камень. Но тут раздалось пронзительное ржание.

Братья, стараясь не терять скорости, двинулись к вершине, но ехали очень осторожно – ведь в любую минуту они могли столкнуться со стремительно бегущим табуном. Однако наверху уже никого не было – только множество следов от копыт. Сколько же здесь толклось лошадей? Наверное, около дюжины, подумал Том.

Дорога здесь расходилась на две тропы: правая вела на пастбища. Братья снова остановились, пытаясь на истоптанной мустангами земле разглядеть следы Пилигрима, но не смогли: какой путь он выбрал, оставалось загадкой.

Братья разделились: Том свернул направо, а Фрэнк – налево, поехав по той тропе, что шла ниже. Ярдов через двадцать Том обнаружил следы Пилигрима, но вели они назад, а не вперед. Он поехал по ним и наткнулся на участок, основательно взрытый копытами мустангов. Том собрался спешиться и приглядеться к этой мешанине из следов, но тут его позвал Фрэнк.

Когда он подъехал, Фрэнк предложил ему прислушаться. Некоторое время Том ничего не слышал, но потом различил вдали яростное ржание.

– Куда ведет та тропа?

– Не знаю. Никогда не ездил по ней.

Том пришпорил Римрока и галопом помчался вперед.

Тропа шла сначала вверх, потом – вниз, потом опять вверх и все время петляла, зажатая меж деревьями, которые тормозили движение всадника. Постоянно попадались упавшие деревья. Некоторые Том объезжал, через другие – перескакивал. Римрок ни разу не подвел, бежал легко и свободно и преодолел все препятствия, не задев ни единой ветки.

Приблизительно через полмили тропа резко пошла вниз к подножию отвесной скалы, она огибала ее узким полумесяцем, по другую ее сторону был крутой склон, он шел вниз на многие сотни футов, через толщу камней и черных сосен – точно во мрак преисподней.

Тропа же вела к заброшенной каменоломне, от которой в известняке остался котлообразный провал. Именно оттуда, заглушая цоканье копыт Римрока, неслось лошадиное ржание и еще один звук – детский визг. На мгновение у Тома закружилась голова и тошнота подступила к горлу – он знал, что это Грейс… Влетев на Римроке в зияющее отверстие провала, Том понял, что там происходит.

Съежившись от страха, Грейс стояла у каменной стены в окружении беснующихся ржущих кобыл. Их было семь или восемь. К кобылам жались жеребята и молодняк постарше. Они топтались на месте или бессмысленно кружились, заводя друг друга все больше. Ржание гулко отдавалось от стен, усиливая и нагнетая нервозность животных; от беспорядочной беготни вздымалась вверх пыль, которая слепила лошадей, и они пугались еще сильней. А в центре провала, вздыбленные и взмыленные, стояли Пилигрим и белый жеребец – тот самый, которого видели он и Энни, – и с истошным ржанием бились копытами.

– Господи! – Это подъехал Фрэнк. Его конь попятился, увидев такую сцену, но Фрэнк, натянув поводья, заставил его встать рядом с Римроком, который тоже волновался, но с места не двигался. Грейс еще не видела их. Том спешился и передал Фрэнку поводья.