Сьюзен Льюис - Танцуй, пока можешь

Я улыбнулся и посмотрел на Элизабет, сидевшую неподвижно, опустив глаза. Когда же я снова повернулся к присяжным, то увидел, что их взгляды тоже устремлены на нее.

– В этом деле столько неясностей, неточностей и неувязок, что вы наверняка, так же как и я, в глубине души удивляетесь, что мы вообще здесь делаем. Миссис Уолтерс чисто физически не могла совершить приписываемые ей преступления. Более того, именно она сама и была намеченной жертвой. А потому, господа присяжные, я полагаюсь на вашу мудрость и надеюсь, что вердикт будет справедливым, то есть, – «невиновна».

Когда я снова сел на свое место, кто-то похлопал меня по плечу. Обернувшись, я увидел Оскара Ренфру – поверенного Элизабет. Он передал мне записку: «Черт возьми! Ты таки это сделал!» Прочитав, я позволил себе слегка улыбнуться. Лицо Фредди было, как всегда, бесстрастно, но когда наши взгляды встретились, он незаметно подмигнул мне. На лицах присяжных недвусмысленно читались сочувствие и сострадание Элизабет. Да, Оскар Ренфру был прав, я чувствовал это.

Судья решил отложить заседание до половины одиннадцатого следующего утра. На нем он должен был сказать свое заключительное слово, а присяжные – вынести вердикт.

После заседания я зашел в адвокатуру и обнаружил там записку от Джессики. Она просила меня встретиться с ней. По дороге домой я позвонил Генри с Каролиной и попросил их подбодрить Элизабет, хотя бы поддразнивая ее тем, что она не верила в меня с самого начала. Она уже выглядела немного лучше, чем в предыдущие несколько дней, но страшное нервное напряжение по-прежнему давало о себе знать. Именно поэтому я даже не пытался заговаривать с ней о том, что теперь первым делом необходимо найти Кристину, прежде чем Кристина найдет ее.

Мы с Джессикой решили сходить куда-нибудь поужинать. За ужином все разговоры так или иначе вертелись вокруг суда, и я был удивлен, с каким искренним интересом и сочувствием слушала меня Джессика. А мне после напряжения всех этих дней было просто необходимо выговориться. И когда Джессика сказала, что отец хотя и неохотно, но воздал должное моему выступлению, я был польщен. Тем более что теперь я кое в чем не мог не признать его правоты: это дело действительно далось мне немалой кровью, и меня одолевали сомнения, правильно ли я поступил, взявшись за него. Когда я сказал об этом Джессике, она улыбнулась:

– Еще минуту назад ты выглядел таким уверенным в себе!

– Я и сейчас уверен. Но всегда остается вероятность, что у присяжных наступит нечто вроде массового умопомрачения.

Да и кроме того, наверное, я действительно с самого начала вел себя немного по-мальчишески. Поскольку дело касалось Элизабет, я даже слышать не хотел, чтобы ее защищал кто-то другой. Я не подумал, что, возможно, так было бы лучше для нее. Я просто следовал своим чувствам. Хотя теперь уже поздно рассуждать об ошибках. Остается только благодарить Бога, что это сработало.

Мы еще немного поговорили о самой Джессике, о том, чем они с Розалиндой сейчас занимаются, но, несмотря на то что ужин проходил на редкость приятно и спокойно, под конец едва не поссорились. Мы оба были слишком нетерпимы, а меня еще раздражала неизлечимая ревность Джессики к Элизабет. Вернувшись домой, мы сразу разошлись по нашим отдельным комнатам, и, когда я утром уходил в суд, Джессика еще спала.

Заключительное слово судьи Макки было достаточно объективно, а учитывая то, что он еще раз повторил мои слова насчет неясностей, неувязок и сомнительности улик, оно даже играло на руку нам с Элизабет. По лицу Сэмюэльсона было видно: он понял, что проиграл. Присяжные вернулись из совещательной комнаты в два. Когда они входили, Генри, сидевший рядом, обратил мое внимание на зал. Шарлотта была там. Она помахала мне рукой, и мое сердце сжалось от сладкой боли. Сегодня после заседания мы собирались сказать ей и Джонатану, что я их отец. Секретарь суда обратился к присяжным:

– Господа присяжные, вы вынесли вердикт?

Старшина присяжных встал:

– Да, сэр.

При этом он посмотрел на меня, и в эту жуткую долю секунды я уже все понял.

– Господа присяжные, каков ваш вердикт по первому пункту обвинения – убийству?

– Виновна.

– Господа присяжные, каков ваш вердикт по второму пункту обвинения – поджогу?

– Виновна.

Кровь бешено стучала у меня в ушах. Это был самый настоящий шок. Ведь никто уже не сомневался в благополучном исходе. Генри крепко схватил меня за руку. Обернувшись к скамье подсудимых, я увидел, что Элизабет упала в обморок.

Секретарь продолжал спрашивать о вердикте присяжных по оставшимся трем пунктам обвинения, но я уже ничего не слышал. Совершенно парализованный чудовищностью происходящего, я лишь молча стоял и смотрел, как судебные приставы пытаются удержать Элизабет в вертикальном положении.

– Итак, господа присяжные, вы признаете обвиняемую виновной по всем пунктам обвинения?

– Да.

– Этот вердикт отражает ваше общее мнение?

– Да.

– Благодарю вас. Вы можете сесть.

Судья призвал зал к порядку.

– Насколько я понимаю, мистер Белмэйн, вы захотите ходатайствовать о смягчении участи вашей клиентки, а потому давайте продолжим.

Я даже не пошевельнулся. Говорил Фредди. Я не слышал слов, но видел, что Макки искренне сочувствует Элизабет. И действительно, перед оглашением приговора он выразил свое удивление вердиктом присяжных.

Пожизненное заключение. Семь лет и еще три срока по пять.

Я догнал Элизабет, когда ее выводили из зала суда. Она была как в бреду.

– Дети. Что будет с детьми? Александр, ведь ты же позаботишься о них, да?

– Да, конечно, я…

Договорить я не успел. Элизабет увели в тюрьму Это был самый страшный момент в моей жизни.

Когда я пришел в гардеробную, там меня ждали Генри, Каролина и Шарлотта. Только теперь я вспомнил, что она тоже была в зале суда. Взглянув на бледное от ужаса лицо своей дочери, я крепко обнял ее и поклялся, что сделаю все возможное и невозможное, но ее мама не будет сидеть в тюрьме за преступления, которых не совершала.

На следующее утро я отправился в адвокатуру. Я знал, что должен стараться вести себя, как обычно. Ради детей и ради себя самого. Джессика была в суде, когда объявляли вердикт. Она позвонила Розалинде, та приехала к нам, и мы втроем засиделись далеко за полночь. В нынешней поддержке Джессики была горькая ирония. Не она ли сама предсказывала, что Элизабет объявят виновной? Утром, когда Джессика уходила, я обнял ее и с трудом сдержал слезы, услышав слова искреннего сочувствия и сожаления обо всем случившемся. Не знаю, имела ли она в виду нас с Элизабет или нас с ней, но в ее голосе звучала неподдельная грусть. В дверях своего кабинета я столкнулся с Рэддишем.