Джен Хадсон - Приди ко мне во сне

– Пленки? – Голос Вэлком возвысился на две октавы. – К черту пленки. Они, возможно, на дне Нила. Он нам, конечно, ничего плохого сделать уже не может. В этом ты права. Но тот, кто его убил, может. Еще как может.

– Он что, убит?

– Нет, прилег отдохнуть в шкафу и внезапно окочурился. Ты что, не видишь, что у него нож из груди торчит?

– О… Боже… мой!

Вэлком схватила руку Мери:

– Давай удирать.

– Да нет же, черт подери. Мы все равно здесь, так давай потратим еще две минуты и поищем пленки. А потом позовем капитана.

– Позовем капитана, говоришь? И что же мы ему скажем? А? Ты что, спятила? Здесь сейчас же появится полиция, и нас, скорее всего, посадят в тюрьму. И Техас мы увидим – если увидим – к старости.

– Дерьмо-о-о-о!

– Так что, золотко, никакого капитана мы звать сюда не будем.

Мери не могла оторвать испуганного взгляда от мертвого тела.

– А кто он?

– Откуда я знаю? Мы даже лица его не видели.

– Я думаю, нам нужно попытаться это узнать.

– Как?

– Очень просто: для начала перевернуть его.

– Да ты что! Я не прикоснусь к нему ни за какие деньги.

– О, Вэлком, не будь такой трусихой. Он мертв, и сейчас его нечего бояться. Господи, мы же видели столько мумий, пока ездили по Египту.

– Мумии одно дело, но этот парень, мне кажется, выглядит несколько посвежее.

– Ладно, не будем терять времени. Помоги мне. – Мери присела на корточки рядом с трупом и потянула его за плечо.

Вэлком застонала:

– О Господи, чего только не сделаешь ради дружбы.

Вдвоем, кряхтя и пыхтя, они перевернули его на спину. Это был, без всякого сомнения, египтянин, и еще меньше сомнений было в том, что он мертв. Нож был загнан в грудь по рукоятку.

– Ты узнаешь его? – спросила Мери.

– Кажется, видела. Он крутился рядом с тем парнем из Александрии, Мухаммедом.

– Его зовут Мухаммед?

– Да нет же, это того парня из Александрии звали Мухаммед. А кто этот, я, золотко, не знаю и знать не хочу. Теперь давай уходить отсюда.

– Обожди, я поищу пленки.

– Ну так давай искать.

В стенном шкафу, кроме тела, была еще только подушка. Тумбочка оказалась пуста. Поиски под матрасом тоже ни к чему не привели.

– Ну, а теперь мы можем наконец идти? – спросила Вэлком, осторожно обходя тело. – Я уже на грани нервного срыва.

– А ты не считаешь, что мы должны поставить его обратно?

– Кого поставить обратно?

– Ну, этого парня на полу.

У Вэлком расширились глаза.

– У тебя еще есть силы шутить.

– Понимаешь, если кто-нибудь откроет дверь, его заметят.

– А ты считаешь, в стенном шкафу его не заметят?

– Там он, по крайней мере, не так будет бросаться в глаза. Мы должны все восстановить в прежнем виде.

– О Господи! – простонала Вэлком.

Они все же затащили тело обратно в шкаф, прислонили лбом к стене и быстро захлопнули дверь, пока оно не выпало снова.

– Ой, – вскрикнула Мери.

– Что еще?

– Мы поставили его не той стороной.

– Даже не думай об этом. – Вэлком заметалась по каюте, вытирая все краем своей рубахи.

– Что ты делаешь? – спросила Мери.

– Отпечатки пальцев. Ты что, забыла?

– Но ты же уничтожаешь и отпечатки убийцы.

Вэлком пристально посмотрела на нее:

– Довольно мудро. Тогда давай отсюда выметаться.

Кто из них трясся больше, когда они бегом бежали по коридору, Мери не знала.

– Помни, – предупредила она Вэлком, – когда мы вернемся, веди себя так, будто ничего не случилось.

– Как уж получится, – проворчала Вэлком.

– Ты же не хочешь лучшие годы жизни провести в египетской кутузке. Смотрела «Сфинкс»? – Мери поежилась. – Ужасный фильм. Там стража…

– Я не желаю ничего об этом слышать. Буду естественной до отвращения, не беспокойся. Так что никто ничего не заподозрит.

Мери скользнула в свое кресло рядом с Рэмом.

– Тебя так долго не было, что я уже начал беспокоиться, – сказал Рэм.

Она посмотрела на часы. Неужели мы ходили всего двадцать минут? А мне показалось, что прошло двадцать часов. Или дней.

– Извини. Непредвиденные обстоятельства.

– Какие?

– Хм… мы… хм… У Вэлком порвалась бретелька на бюстгальтере. Пришлось зашивать.

– Понятно.

– Я хочу чего-нибудь выпить, – капризно проговорила Мери.

Рэм поднял руку.

– А что бы ты хотела? – спросил он, когда подошел официант.

– Скотч со льдом. Двойной. Нет, лучше тройной.

– Дама желает бокал вина.

– Скотч, черт побери! Тройной.

Рэм пожал плечами, затем кивнул официанту.

– Что случилось? Ты ведешь себя как-то странно. Что тебя тревожит? – спросил он, когда официант удалился.

– Ничего, – прохрипела она и откашлялась. – Все в порядке.

Официант подал бокал. Одним глотком она опустошила его наполовину. Рэм нахмурился:

– Любовь моя, я…

Она схватила его за руку:

– Давай потанцуем. – И допила остатки скотча.

Звучал чудный кантри-свинг с компакт-диска, который Рэм еще раньше передал диск-жокею.

О мертвом в стенном шкафу каюты 316 Мери старалась не думать. Его не существует, вот и все. Она смеялась, танцевала, заказывала скотч еще. Только не могла припомнить, пила ли. Пила, наверное, потому что никакой тревоги не ощущала.

На десятом танце нога Мери подвернулась, и она повисла на Рэме.

– Дорогая, уже первый час, и ты совсем измучилась. Давай уложим тебя в постель.

– Я пока не готова идти в постель. Еще рано. Пойдем погуляем, и ты заарканишь для меня пару звездочек в небе. Ты, ковбой. – Она зарылась лицом в его джинсовую рубашку. – Я уже говорила, что мне нравится, как ты одет? Выглядишь как настоящий техасец.

– А я и есть настоящий. Наполовину, по крайней мере.

– Это верно. Я почти забыла. Ты ведь рассказывал, что твоя мама из Далласа. Я вот думаю, не знакома ли она с моей мамой. – Она почесала свой нос, который как-то странно онемел.

– Давай выйдем на воздух.

На прогулочной палубе не было ни души. Они бросили свои шляпы на палубные кресла и подошли к поручням. Пароход медленно скользил по древним темным водам. Ветерок взлохматил перья на жилетке Мери и влажные волосы на голове.

Рэм откинулся на поручни и прижал ее спину к груди. Странное чувство дежа вю снова поднялось из глубины ее подсознания, когда она уютно устроилась в его крепких руках и посмотрела на звезды, сияющие в тихом ночном небе. Было ощущение, что они уже стояли вот так с Рэмом бессчетное число ночей. Если бы Мери верила в реинкарнацию, как ее отец, она бы могла поклясться, что они провели вместе всю жизнь вот под этими небесами.

Она поделилась своими чувствами с Рэмом.

– Но мы на самом деле провели всю жизнь вместе, – прошептал он ей на ухо. – Ты душа моя… моя единственная большая любовь, на веки вечные. Помни это.

Опять начинаю понемножечку сходить с ума.