Джен Хадсон - Приди ко мне во сне

Мери воздела глаза к небесам:

– О Боже мой! Откуда мне знать! Наверное, это тот самый шейх с круглыми блестящими глазками, который сегодня два раза ущипнул меня за попку. Кто же еще? Он, видимо, решил таким способом купить вечер со мной. Он все покупает, почему бы не купить и меня. И зачем я только не послушала свою мамочку. Ведь она предупреждала меня, что я обязательно попаду в какую-нибудь бяку.

– Золотко мое, при всем уважении к твоей маме, Нора – это женщина-диктатор, которая хотела бы, чтобы ты всю жизнь держалась за ее юбку и занималась только тем, что она порекомендует. Забудь о ней и получай удовольствие. Хотя бы раз поживи своим умом.

– Это легче сказать, чем сделать.

– Сколько раз она уже звонила, пока ты здесь?

Мери вздохнула:

– Два раза.

– Почему ты ей не сказала: «Уймись, мамочка, хватит»?

– Я сказала. Конечно, вежливо. Но она не слушает.

– Вежливость на Нору не действует. Не женщина, а асфальтовый каток. Тут нужен динамит.

Мери рассмеялась:

– Можешь мне поверить, я об этом тоже думала.

Но Мери, конечно, знала, что и динамит не поможет. Ее мать – противник достойный. Нора Элвуд занимала достаточно прочное положение на самом верху в одном из крупных рекламных агентств Далласа. И всего этого она добилась упорным трудом и благодаря своей невероятной целеустремленности. Единственное, о чем она мечтала, так это чтобы Мери присоединилась к ее бизнесу. То есть каждый день сталкивалась лоб в лоб с мамашей. Ничего себе жизнь. Наверное, в аду лучше. То, что Мери уже взрослая, независимая женщина, что она имеет право выбрать свою собственную дорогу, Нора признавать отказывалась начисто.

– Я думаю, она день и ночь опасается, что я стану такой, как мой отец, – сказала Мери.

– А чем сейчас занимается Брайан?

– Живет по-прежнему там, где и жил, в Северной Калифорнии. Проживает свое наследство, о чем не перестает напоминать мне моя мать. Занимается натурной съемкой природы для различных журналов и по заказу нескольких магазинов выращивает травы.

– Травы?

Мери улыбнулась:

– Но фотограф он действительно хороший.

– Ах, вот откуда это у тебя. Значит, гены.

– Именно гены. Поэтому Нора так и боится этого. Знаешь такую игру, когда разрывают курицу – кому достанется лакомый кусочек? Так вот, я иногда чувствую себя этим самым лакомым кусочком. А курицу разрывают мои родители. И делают это уже много лет. – Мери зевнула. – Завтра нам рано вставать. Кстати, тебе Филипп говорил, что собирается пойти с нами?

– Да. Ты не возражаешь?

– Конечно, нет. А у вас что-то намечается?

– Мы просто приятели.

Мери улыбнулась:

– Слишком уж быстро ты это произнесла. Да и смотрит он на тебя так… в общем, на месте Эдварда я бы начала волноваться. – Она снова зевнула. – Как насчет того, чтобы отправиться на боковую?

Они пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по своим комнатам.

Мери торопливо разделась и упала в постель.

Она рассказала Вэлком далеко не все. Например, не упомянула ничего о своих снах. И о том, как в ее сознании переплетаются границы фантазии и реальности, так что она сама сомневается, все ли у нее в порядке с головой. В этом действительно были большие сомнения, и это ее волновало.

Она чувствовала себя выжатой, как лимон, и надеялась, что тут же заснет, но события прошедшего дня, как сюрреалистическая карусель, с бешеной скоростью начали прокручиваться в ее голове. Приезд Вэлком повлиял на нее благотворно, днем она почти не вспоминала о странной встрече с голубоглазым человеком на черном арабском скакуне, но сейчас, оставшись одна в полумраке спальни, Мери ничего не могла с собой поделать. Мысли снова наполнились им, как будто со дна души поднялась осевшая там муть. И эта муть сейчас завертелась, закружилась водоворотом, пропитанная странной смесью страха и восхищения, которые он возбуждал в ней.

Сегодня утром она, конечно, напугалась, но подсознательно чувствовала, что он не имел намерения ни сделать ей что-то дурное, ни даже напугать ее.

О Боже! Опять я думаю о нем, как будто он реально существует. Ведь он плод моей фантазии. И только. Я должна все время помнить об этом.

Но все же она почти отчетливо слышала его гипнотический голос, что-то шепчущий ей, куда-то зовущий, манящий…

А он стоял, раздвинув шторы, в дверях балкона. Стоял и смотрел на нее, спящую. Она была само совершенство. Волосы, рассыпанные веером по подушке, мерцали при ярком лунном свете – серебряные локоны на мягком бежевом шелке.

Возможно, ему не следовало сюда приходить, но он должен был убедиться, что она действительно существует. Он увидел ее утром в кафе и был так ошеломлен, что с того момента не находил себе покоя. Он постоянно чувствовал острую мучительную необходимость следовать за ней, смотреть на нее и все время пытался понять, не мираж ли она, не грезится ли все это ему. О такой, как она, то есть о ней, он мечтал всю свою жизнь, сколько себя помнил. И наконец вот она, перед ним. Пальцы его страстно жаждали сейчас прикоснуться к ее нежной коже. Он хотел поцеловать ее, заключить в объятия, положить к ее ногам луну, звезды и все сокровища фараонов.

Стараясь не нарушить тишину, он подкрался ближе. Она пошевелилась, веки ее дрогнули. Он остановился как вкопанный. Она открыла свои большие томные глаза, и они блеснули в лунном свете подобно осколкам изумруда, кусочкам янтаря, крупинкам аквамарина. Он стоял, боясь пошевелить пальцем. Он уже напугал ее однажды и не хотел повторить эту ошибку вновь. Но она неожиданно улыбнулась и протянула к нему руки.

И тут уж никакая сила воли помочь не могла. Да и как он мог противиться ее зову, подобному песне сирен для Одиссея? Он подскочил к ней, сгреб в охапку, алчно вдыхая ее чудный аромат, жадно пожирая глазами нежные изгибы ее тела.

Задерживаться здесь долго он не собирался. «Еще немного, чуть-чуть, и я уйду», – повторял он про себя. Но она запустила свои пальцы в его волосы и потянула его рот к своему. Губы ее были теплые, мягкие и влажные, а язык – как горячий нежный бархат. Ее кожа была прохладней, чем атласная рубашка, но в тех местах, где ее руки касались его тела, вспыхивал огонь. Он целовал ее как одержимый, гладил, ласкал, бормоча нежные слова. Сердце его фонтанировало ими, как живой родник.

– Любимый мой, – прошептала она. – Возьми меня…

Противно зазвенел будильник. Пронзительный назойливый звук буквально ввинчивался в ее мозг. Мери застонала, все ее существо неистово сопротивлялось возвращению к действительности. Как же не хотелось уходить из рук возлюбленного!