Александр Минчин - Юджиния

Столики они уже не брали.

— Avanti, ragazzo! [26] Поехали, мальчик! (итал.) — крикнул Чезаре кузену, и он тронулся. Машина медленно выбиралась с площади, окруженная следующей толпой.

И вдруг через площадь прокатилось, сначала нестройно, потом все громче и громче:

— Grazie! Grazie! Grazie! Чезаре пожал руку Александру.

— Grazie, Чезаре! — Он пожал руку ему и двум кузенам.

А потом полночи они пили и гуляли в итальянском ресторане. И Чезаре все произносил тосты в честь Юджинии, спасшей им жизнь. И здесь уже они не дали Александру заплатить даже пол-лиры. Благодаря его за самый удивительный вечер в их жизни.

К концу ночи они вернулись в свой отель, забрав машину со спящей площади. А рано утром уже звонил мистер Нилл и спрашивал, где так поздно они гуляют, он звонил до двух ночи. И понимает ли он, что его жене очень мало лет. Александр ответил, что понимает и очень любит ее за это.

— За что? — спросил мистер Нилл.

— За то, что она моя жена.

Потом Юджиния нежно ворковала с папой. И все успокоились. И после того как командующий снова попросил Александра к телефону, голос его был спокойным. Мистер Нилл сообщил, что они могут возвращаться, все улажено. И чтобы в полете он берег Юджинию.

Александр хотел пошутить, что он ее везде бережет, но передумал.

В двенадцать дня раздался звонок от управляющего отеля, который, извинившись на мягком акцентном английском, спросил, на какое время зарезервировать билеты.

Интересно, подумал Александр, есть ли что-нибудь, о чем забывает мистер Нилл. И сам себе ответил: наверно, нет.

Они улетали на «Pan-Am» через два дня. На один день они ездили в Неаполь, куда Александр так и не добрался в прежние времена, а второй — провели в Тиволи, уникальном парке с большими фонтанами в предместье Рима.

В последнюю ночь Юджиния, раскрыв объятия, благодарила Александра за «римские каникулы». А он благодарил ее, зацеловывая любимое лицо. Потом шею, потом грудь. Он впивался в душистую плоть, лаская сосок языком. Потом целовал прекрасную грудь вокруг… И вдруг он снова ощутил твердый комочек ближе к подмышке. Тот, что впервые почувствовал в Греции. Потом они, как обезумевшие, принадлежали друг другу и сомкнули глаза только под утро.

Нужно сказать, что в жизни герой никогда не боялся ничего. Кроме самолетов. Он панически боялся летать. Мандраж начинался обычно в аэропорту, когда он получал посадочный билет, бросал первый взгляд на самолет из стеклянной галереи и знал, что из этого и от этого никуда не вырваться. И добавлял: летающего гроба…

Боязнь возникала исподволь, ковырялась и расползалась по всей душе, и он не знал, как с ней справиться.

Юджиния утешала его с нежной улыбкой на губах, она не верила, что это серьезно. Что ее смелый, ничего и никого не боящийся Александр боится летать.

Взлет и посадка для него были самыми ненавистными. В течение полета он немного успокаивался. Но стоило самолету попасть в воздушную яму, как ему казалось, что все, уже конец, и страх тошнотой подкрадывался к горлу.

Громадный «боинг» резво, но тяжело разбежавшись, взмыл вверх. Он тужился на взлете и неожиданно заложил вправо. Все замерло в Александре. Он видел крен крыла, и ему казалось — вот сейчас упадет. Юджиния безуспешно сжимала его застрявшую руку.

— Я тебя люблю, люблю. Не волнуйся!

Он безумно кивал ей и не мог оторвать взгляд от крыла. Пока оно не выровнялось.

Лимузин, размеры которых Александр уже забыл, отчего машина казалась еще больше, встречал их у трапа. Юджиния упала в распахнутые объятия отца. Клуиз была в ослепительном шелковом платье. Александр коснулся губами ее протянутой руки, она поцеловала его в висок и прошептала:

— Я скучала по тебе. — Потом поправилась: — …по вас.

Они обменялись рукопожатием с мистером Ниллом.

— Ну, дети, — улыбнулась Клуиз, — как вы провели время?

— Прекрасно, — ответила Юджиния.

— Как тебе Рим, изменился? Не забыла еще свой итальянский?

Александр пропустил мимо ушей фразу, и только вечером она к нему вернулась.

Двери им открыл шофер мистера Нилла, и все сели на заднее сиденье.

Юджиния опустила голову Александру на плечо. Впервые при отце. Сказывалась разница во времени. Отец моментально заметил.

— Я думаю, вам нужно отдохнуть с дороги, а вечером мы устроим праздничный обед в честь нашей встречи. Юджиния, Клуиз заказала твои любимые рыбные блюда. Есть гастрономический сюрприз и для Александра. Но думаю, вы дотерпите до вечера.

— Нет, — сказала Юджиния, и все засмеялись. Дома, пока Юджиния просматривала полученные

письма, он пошел в «мокрую» сауну и постарался выпарить все «приятные остатки» от полета.

Днем Александр уложил Юджинию спать и позвонил Кении.

После обмена приветствиями Кении спросил:

— Как ваша поездка?

— Очень хорошо. Много впечатляющего.

— Мы с женой хотим пригласить вас в гости.

— Кении… — Александр запнулся, — я бы хотел, чтобы ты посмотрел Юджинию.

— Что случилось?

— Я хочу, чтобы она ничего не узнала.

И он рассказал Кении Винтеру о своем наблюдении. О комочке, который он заметил в Греции. Доктор успокоил его, посоветовав не волноваться.

— Скорее всего, увеличенная молочная железа. Жду вас завтра у себя в кабинете в одиннадцать часов утра. Договорились?

— Конечно, — ответил Александр задумчиво. Он будил Юджинию поцелуями: сначала в щеку,

потом скулу, шею, плечо, сосок, грудь, — она любила, когда ее так будили.

Вдруг он замер, напряг губы и почувствовал, что опять наткнулся на упругий комочек. Юджиния впервые не пошевелилась, не двинулась и никак не отреагировала на его прикосновения. Она лежала неподвижно. Ужас внезапно охватил его. Он резко схватил ее за плечи и стал трясти.

— Юджиния!

Она с трудом приоткрыла глаза.

— Мой любимый, я так крепко уснула. Ты меня будил? Как обычно?

Он облегченно выдохнул воздух и кивнул.

— И я все пропустила? — сказала она.

Он повторил все снова. Ее охватила дрожь, и она прижала его к себе…

Потом они вместе принимали душ, и Александр пристально смотрел на ее грудь, пытаясь заметить из-менения.

— Что случилось, ты так напряженно смотришь на нее? — поинтересовалась Юджиния. — Что-нибудь не так?

— Все так. У тебя прекрасная грудь, и я любуюсь ею.

Она с улыбкой подставила ему грудь, и он поцеловал ее.

Они лежали в халатах поверх шелкового покрывала и смотрели друг на друга. Постучавшийся слуга сообщил, что обед назначен на семь часов, если они не возражают.

Они не возражали, только с рассудочной поспешностью стали целоваться в губы, как будто боялись, что не успеют — до семи часов.

Они действительно едва успели. Юджиния надела новое платье и вплела в волосы дакроновую ленточку. Платье было настолько прозрачным (из такого тонкого шелка), что у Юджинии не нашлось подходящего по цвету лифчика. И она пошла без него.