Мишель Мартин - Ставка на темную лошадку

Было уже за полночь, когда Каллен подвез Уитни к ее дому. По дороге они поговорили об изменениях, произошедших в Гонконге после передачи его под юрисдикцию Китая. Это была вполне нейтральная тема. О лошадях, Саманте и свадьбе они говорить избегали.

– Может быть, хочешь что-нибудь выпить? – предложила Уитни, когда он распахнул перед ней дверцу «БМВ».

– Не откажусь.

Они рука об руку вошли в дом и прошли в гостиную, где дожидалась своего часа в огромном буфете красного дерева масса всевозможных графинчиков.

– Бренди будешь?

– Да, – ответил Каллен и без всякого перехода добавил: – Меня беспокоит Сэм, она слишком много работает.

– Ерунда, – отмахнулась Уитни, наливая бренди в два стаканчика. – Сэм работает ничуть не больше обычного.

– Если это считать обычным, то у нее действительно серьезные проблемы.

– Не преувеличивай, Сэм много работает, потому что ей это нравится.

Каллен взял из рук Уитни стакан и стал задумчиво разглядывать его.

– Мне кажется, она чего-то боится, – негромко произнес он.

– Кто, Сэм? Да это просто смешно! Сэм никогда и ничего не боится. Она делает то, что ей нравится. Кстати, не последовать ли нам ее примеру? – Уитни обняла его за шею и поцеловала. На этот раз ее поцелуй был долгим и нежным. – Вот, что нравится делать мне! – отстраняясь, объявила она.

Каллен смотрел на нее в замешательстве. В его памяти вдруг ожил поцелуй Саманты, и он явственно осознал: то, что произошло сейчас, не идет ни в какое сравнение с тем обжигающим незабываемым поцелуем. Нахмурившись, он машинально одним глотком осушил свой стакан.

– Поцелуй с привкусом бренди? Что ж, это мне тоже нравится. – Уитни снова поцеловала его, а потом повернулась к буфету: – Еще налить?

Каллен некоторое время тупо смотрел на стакан: он не помнил, как выпил бренди. Затем он с испугом взглянул на женщину, которую любил:

– Нет, спасибо, Уитни, мне пора. Завтра рано вставать. Утром нужно позвонить в Лондон и Гонконг.

– Тогда увидимся за обедом.

Она подошла к нему, подставляя губы для поцелуя, и Каллен с ужасом почувствовал, что впервые за эти тринадцать лет ему не хотелось целовать Уитни. Он знал, что не должен сравнивать ее с той, другой женщиной, и все-таки сравнивал. Воспоминания о поцелуе Саманты были слишком яркими и живыми, они лишали его рассудка.

– Спокойной ночи, Уитни, – поспешно сказал Каллен, целуя ей руку, и заторопился прочь, пока еще не утратил остатки благоразумия.

Саманта застонала во сне. Она знала, что должна проснуться, – и не могла. В который раз она видела одно и то же! Сколько же ей еще терпеть? Каждую ночь этот сон возвращался, и ей не было спасения.

Вот они стоят друг против друга. Она отчетливо видит его прекрасные глаза, серпик шрама на щеке, четко очерченный рот. Они не касаются друг друга, но и без того она отлично чувствует жар его такого сильного, крепкого тела.

Взгляд его манит с неудержимой силой, завораживает. Сердце бешено колотится у нее в груди. Вспыхнувшее желание постепенно перерастает в пылающий костер, наполняет ее пьянящей радостью. Никогда еще она не испытывала ничего подобного. Ее давнее влечение к Валентайну или Каспару Рейнхарту кажется детской забавой в сравнении с этим безжалостным огненным вихрем. «Но ведь это же Каллен! – твердит она себе. – Он друг моего детства, меня не может так тянуть к нему!»

Однако все это мало помогает. Саманта беспомощно оглядывается в поисках защиты, и ее взгляд задерживается на Уитни. «Я просто помогаю подруге выйти замуж», – пытается она убедить себя, снова и снова повторяя эти слова, как заклинание. А в это время пальцы Каллена касаются ее волос. Боже, как безумно приятно ей это прикосновение!

– Ты самая очаровательная из женщин, – сказал он и наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб. Однако в этот момент Саманта подняла голову, губы его скользнули ниже, и она почувствовала, что погибла.

Она не была готова ни к чему подобному и оказалась совершенно беззащитной перед неумолимой силой, которая затягивала ее в губительную воронку смерча, все теснее прижимавшего ее к Каллену. Стены комнаты как будто растворились, исчезли пол и потолок. Осталась только безумная радость, когда Каллен с жадностью приник к ее губам, как изголодавшийся путник, попавший на роскошный пир. Саманта попала в плен окончательно и бесповоротно. Он, казалось, был не в силах оторваться от нее, и она не могла насытиться этим томительным и туманящим разум поцелуем. Вся жизнь сейчас сосредоточилась для нее в Каллене.

Звон разбившегося бокала привел ее в чувство, оттолкнул от мужчины, обнимать которого было для нее так удивительно естественно и легко.

Саманта проснулась. Губы ее горели, груди болезненно налились, кровь пульсировала сильными толчками.

– О, черт! – застонала она, неистово колотя кулаками по подушке.

Почти каждую ночь одно и то же! Неужто она обречена всю жизнь видеть во сне этот несчастный поцелуй? Он превращал сон в мучительный кошмар, а днем она никак не могла сосредоточиться. Ей все труднее становилось оставаться благоразумной, когда рядом находился Каллен.

– Но ведь это был всего лишь один поцелуй! – вслух сказала Саманта.

Да, это был просто поцелуй, но какой! От него замерло сердце, затуманился разум, тело пронзила дрожь. Никогда еще ее так не целовали…

– Ну хватит!

Саманта с досадой отбросила одеяло и выскользнула из постели. Часы показывали половину пятого. В ее распоряжении оставалось полчаса, чтобы принять душ и попытаться погасить настойчиво заявлявшее о себе желание. А потом она займется работой, успокоится и возьмет себя в руки. Нужно успеть спрятаться под привычной маской, до того как появится Каллен, чтобы помочь ей с тренировками.

Саманта чувствовала, что эти совместные утренние занятия разрывают ее душу на части. С одной стороны, она нуждалась в его помощи и была благодарна ему за нее. Но день за днем ее все неудержимее влекло к нему. Страсть жила в ней и крепла, методично подтачивая маску безразличия, которая должна была скрыть от Каллена разгорающееся в ее сердце пламя. Он должен быть уверен, что для нее тот поцелуй был всего лишь частью их Грандиозного Плана, что за ним не стояло ничего серьезного.

Стоя под струями душа, Саманта изо всех сил гнала от себя мысли о Каллене. Но стоило ей подумать о лошадях, сердце сжалось от других тревог и забот. Приближался сентябрь, а с ним и соревнования. И постепенно прежняя уверенность начала уступать место сомнениям и страху.

Она излишне форсирует тренировки, требует от Чародея, Флоры, Несси и Центрального слишком много. Что, если они провалятся на соревнованиях, и никто не оценит их красоты, силы и возможностей? Ранчо пойдет с молотка, и ей не останется ничего другого, как довольствоваться местом у конвейера или в какой-нибудь конторе. Никто из уважающих себя владельцев конеферм не доверит ей тренировать своих лошадей, если она с треском провалится на осенних соревнованиях…