Кристина Хегган - На Лазурном берегу

И медленно положила трубку. «Мне совершенно плевать, почему он позвонил своей экономке, а не мне, – подумала Карен. – Я даже думать об этом не собираюсь».

Несмотря на такое трезвое решение, на душе стало серо, и, пытаясь хотя бы на время не думать о Максе, она стала готовиться к интервью с Джимом Брауном из шоу «Сегодня». Без особой радости Карен выбрала ярко-синий комбинезон от Донны Каран, подчеркивавший талию с помощью широкого пурпурного пояса, пурпурные с белым босоножки на низком каблуке, крупные серьги-кольца и белую театральную сумочку.

Как обычно, на террасе «Карлтона» было много народу. В углу справа операторы и осветители устанавливали аппаратуру. В центре съемочной группы уже сидел за столиком Джим Браун.

При появлении актрисы он встал ей навстречу – высокий красивый мужчина с низким приятным голосом – и тотчас расположил Карен к себе. Через несколько секунд она уже чувствовала себя как дома, а ведущий начал непринужденный разговор – в основном о ее карьере, успехах и о том, как она пришла к ставшей уже знаменитой финальной сцене в «Сожалениях».

Едва интервью закончилось, как репортеры, с нетерпением ожидавшие этой минуты, окружили актрису, наперебой выкрикивая вопросы.

– Какова была ваша реакция, когда вы впервые услышали о смерти Луизы Прэгер?

– Вы знали о том, что Прэгеры собирались помириться?

– Чувствуете ли вы себя виновной в том, что случилось?

– Нет, разумеется, не чувствую, – ответила она, едва не задыхаясь от гнева. – С какой стати? – Карен пыталась обойти репортеров, но те не давали ей прохода.

– Как эта трагедия повлияет на ваши отношения с Максом Прэгером?

– Ведь вы больше не утверждаете, будто этих отношений не существует, мисс Ричардс?

– Вы разговаривали с мистером Прэгером?

Карен отмахнулась от журналистов, отстраняя с дороги какую-то женщину с микрофоном.

– К сожалению, пока мне больше нечего вам сказать. Возможно, позже.

Наконец избавившись на какое-то время от назойливых журналистов, Карен оказалась в своем номере. Все еще дрожа после этой ужасной атаки, она пошла в ванную и ополоснула лицо холодной водой. Затем, взяв себя в руки, Карен спустилась вниз, чтобы узнать, не было ли звонков. Ей действительно звонили: из газет, журналов с теле– и радиоканалов.

А вот от Макса – снова ничего.

Разочарованная и обиженная, Карен спросила у администратора:

– Много ли у вас газет на английском языке?

– Уже ни одной не осталось, – ответил он. – Послать вам то, что мне удастся найти?

– Да, пожалуйста.

Через несколько минут коридорный принес ей номер «Геральд трибюн», а также лондонские «Сан» и «Таймс». Все три публикации в подробностях описывали нашумевшую историю – начиная от несчастного брака Макса и трагической смерти его дочери до недавней идиллии с известной киноактрисой Карен Ричардс.

Согласно версиям газет, накануне утром дворецкий обнаружил Луизу Прэгер мертвую в бассейне. Рядом на столике полиция нашла половину упаковки барбитурата и полбутылки виски. По словам слуги, миссис Прэгер бронировала билет до Канна и просила переправлять всю свою почту ее мужу в отель «Маджестик», где собиралась остановиться. Автор одной из статей зашел так далеко, что предположил, будто миссис Прэгер решила свести счеты с жизнью вскоре после того, как увидела фотографию Максимилиана Прэгера вместе с актрисой Карен Ричардс…

Чувствуя, как от этой жестокой выдумки слезы жгут ей глаза, Карен отложила газету. «Господи, послушать их, так в смерти Луизы только я и виновата!»

Немного успокоившись, Карен развернула следующую газету, гадая, много ли правды в этой версии. Быть может, решиться позвонить в «Маджестик» и спросить, предупреждал ли Макс о том, что приедет Луиза? Карен покачала головой. Нет, так не годится. Да и в любом случае ей ничего не скажут…

В отчаянии Карен вскочила и снова принялась взад-вперед ходить по комнате. Почему же Макс не звонит? Как мог он бросить ее, не сказав ни слова, зная, что известной актрисе предстоит вынести от представителей прессы?

Шли часы, администратор продолжал уверять в том, что из Соединенных Штатов ей никто не звонил, и отчаяние Карен постепенно сменилось горькой обидой, а потом и гневом. В полдень она заказала себе в номер салат из морских продуктов и, нехотя его ковыряя, слушала передававшиеся по телевидению новости. Как и ожидалось, дело Прэгера – Ричардс, как это преподносили, получило самое широкое освещение.

В четыре часа Карен позвонила Мишелю, но ему нечего было сообщить, поскольку мистер Прэгер оставался недосягаем.

«Недосягаем, – с раздражением проворчала про себя Карен. – Как удобно! Сам отсиживается в своей крепости, а мне приходится сражаться с папарацци и, словно преступнице, прятаться в номере».

К обеду Карен приняла решение. Оставаться здесь при таких обстоятельствах – просто безумие. Ведь нельзя было ни пойти куда-либо, ни что-нибудь сделать без того, чтобы на нее не налетели десятки репортеров. И хотя Стюарт просил ее задержаться до церемонии закрытия, вряд ли он желал для своей студии именно такой рекламы…

– Не могли бы вы заказать мне билет на ближайший рейс до Соединенных Штатов? – спросила Карен у Мишеля, когда вечером он заглянул в отель.

Француз раскрыл расписание, которое всегда носил с собой.

– Попробую посадить вас на рейс «Пан-Американ», который завтра утром вылетает из Ниццы в Нью-Йорк в десять сорок пять.

– Нет, только не в Нью-Йорк, – возразила Карен. – Мне нужно в Лос-Анджелес.

Луизу похоронили рядом с Джеми в субботу утром, когда из темно-серых туч хлестал дождь, уже два дня заливавший восточное побережье.

Вернувшись домой, Макс с грустью смотрел, как Джудит Купер обходит гостиную, прикасаясь то к антикварной горке с коллекцией фаянсовых птичек, то к отделанному позолоченной бронзой столику красного дерева, то к камину с мраморной полочкой. Макс вовсе не испытывал к своей теще неприязни, хотя и не сблизился ни с ней, ни в свое время с ее покойным мужем. Это была невысокая худенькая женщина с угловатыми чертами лица и с большими карими глазами, смотревшими с необычайной мягкостью. В черном костюме, бледная и осунувшаяся, она напоминала Луизу, и Максу стало очень жаль тещу.

– Джудит? – Макс положил руку ей на плечо.

– Сейчас я не могу ни с кем разговаривать, Макс. Пожалуйста, передайте им.

– Я уже сказал. Все разъехались по домам.

– Да? – Казалось, ее удивило столь естественное проявление сочувствия. – Спасибо. – Она стала медленно огибать кресло, пробегая пальцами по высокой спинке и подлокотникам, и спросила тихо и нерешительно: – Это правда, то, что пишут в газетах о… наркотиках?