Барбара Вуд - Пророчица

– Вы тоже должны пройти через это, – произнесла она. – Вам необходимо простить шестнадцатилетнего мальчишку, которым вы когда-то были, простить за то, что он не предотвратил глупого убийства.

– О, Кэтрин, – сказал он, отворачиваясь от нее. – Простить должен не я. Неужели вы не понимаете, проблема не во мне. – Он повернулся к ней лицом. – Он! Я обижаюсь на него. Его я не могу простить!

Кэтрин знала, о ком он говорит. Не о негодяе, убившем старика, а о самом старике, что стоял за прилавком.

– Он просто стоял, – говорил Майкл полным боли голосом. – Как глупец, он просто стоял, умоляя меня глазами что-то предпринять. Но когда я так и не шелохнулся, его взгляд изменился. Он увидел во мне труса. Его взгляд наполнился отвращением. Преступник выстрелил в него, схватил деньги и убежал. В тот момент, когда пуля пронзила его грудь, старик посмотрел на меня с таким презрением, что я возненавидел его. Я возненавидел его за то, что он счел меня трусом, я возненавидел его за то, что его умирающие глаза обвиняли меня. И, видит Бог, я продолжаю его ненавидеть и сейчас!

Его слова отдались эхом в стропилах потолка. Наступила тишина. Увидев в его глазах слезы, Кэтрин шагнула ему навстречу и сказала:

– Простите его, Майкл…

– За что простить его? – закричал он. – За то, что он увидел правду? Кэтрин, я действительно поступил, как трус. И Господь тому свидетель, как с тех пор я пытаюсь искупить эту трусость!

– И вы считаете, что отказаться от сана священника – способ решить проблему? Майкл, возможно, это и есть второй шанс, о котором вы молились. Это испытание. Но, если вы уйдете из Церкви, вы потерпите поражение. Господь продолжает вас любить, ведь вы сами об этом говорили.

– Вы не верите в Бога.

– Нет, не верю, но я верю в прощение. Сабина была права, прощение освобождает нас, раскрывает нам глаза. Простите старика, Майкл, и вы увидите, что вам не нужно уходить из Церкви.

– Простить старика, так же как вы простили отца?

– Да.

– Так вы вернулись в Церковь? Вы снова уверовали?

– Ну, не совсем так…

– Видите? Не так-то просто, Кэтрин! Одного прощения недостаточно.

– Майкл, я не верю в Бога. Но вы верите!

– И я не верю в то, что достоин служить Богу. Так что мы вернулись к тому же, с чего начали.

– Вовсе не так. На этот раз мы сражаемся на одном поле, у нас одни и те же противники.

Он взял ее за плечи.

– Вы будете сражаться на моей стороне?

– Да…

И он вдруг крепко поцеловал ее в губы.

Кэтрин обвила его шею руками. Он притянул ее к себе, заключив в крепкие объятия. Их поцелуй наполнялся все большей страстью.

Он провел рукой по ее затылку и стал ласкать шею, гладя пальцами шелковистые белокурые волосы.

Кэтрин расстегнула его рубашку и стала снимать ее с плеч, потянув за рукава; рубашка упала на пол. Ее руки стали гладить его грудь, пальцы скользили по упругим мышцам. Дотронувшись до раны на левом предплечье, она вспомнила о случившемся.

– Болит? – прошептала она.

– Нет.

Она поцеловала рану от пули, полученную им две недели назад – нет, две жизни назад.

Он стал гладить пальцами ее лицо, следя за каждым движением взглядом, будто стараясь запомнить каждую линию, каждую черту, каждую ресничку и родинку. Он снова поцеловал ее, долго не отрывая от нее губ. Это был до боли нежный поцелуй, поцелуй человека, который жаждал его уже давно, однако избегал спешки, которая могла бы свести отношения на нет.

Не было ни вопросов, ни слова «если», ни размышлений о последствиях. Они оба понимали, что теперь они вовсе не те, кем были при встрече.

Майкл отнес Кэтрин на кровать. Опуская ее на одеяло, он продолжал нежно целовать ее. Их сердца бешено бились, но тела двигались медленно, ведь они столько времени оба искали ответы и наконец нашли их друг в друге.

Кэтрин проснулась и некоторое время смотрела на потолок. Затем посмотрела на Майкла, тихо спящего рядом. За окном было темно, но, приглядевшись, Кэтрин увидела, что до рассвета недалеко.

Она прикоснулась к лицу Майкла, и к ее глазам подступили слезы. Это было так красиво, так особенно. Что бы ни ждало их впереди, она знала, что эту ночь не забыть никогда. Ахен, собор…

Она снова посмотрела на потолок, на котором заметила странное водяное пятно на штукатурке, означающее, что где-то протекла труба. И когда она поняла, что наконец проснулась полностью, то вспомнила, что только что видела сон. О чем был сон? В нем было что-то о…

Она почувствовала, что ее сердце забилось чаще.

Сон!

Кэтрин резко вдохнула. Сон! Тимбос!

Кэтрин теперь знала, где искать седьмой свиток.

Пятница,

31 декабря 1999 года

Когда Кэтрин вошла в комнату, Майкл повернулся спиной к окну и стал наблюдать за ней.

Она продолжала стоять у двери в пальто, прижимая к груди небольшой сверток.

– Привет, – произнес он.

– Здравствуй.

Она увидела, как по его широким плечам разливается утренний свет. На нем была простая бледно-голубая рубашка, заправленная в джинсы. Ни рясы, ни белого воротничка. Она задумалась над тем, когда он снова вспомнит, что он священник.

– Я не думала, что застану тебя здесь.

Он улыбнулся.

– Из-за ночи?

– Как ты себя чувствуешь?

– Я чувствую… – он подошел к ней, – что люблю тебя, Кэтрин.

– Правда?

– Ты сомневаешься? Ведь это не значит, что Бога я теперь люблю меньше. И уж если на то пошло, любовь к тебе помогает укрепить мою любовь к нему. – Он стоял к ней вплотную, улыбаясь, но его глаза были серьезны.

– А как ты? Сожалеешь?

– Нет… – прошептала она.

– Кэтрин, пожалуйста, поверь в то, что я ни на секунду не пожалел об этой ночи. Я не сожалею ни об одной минуте, что провел с тобой за эти две недели.

– Но тебя ждет кара.

Он улыбнулся еще шире.

– Возможно.

– Ты запомнишь меня как грешницу, из-за которой пал.

Он взял руками ее голову и нежно сказал:

– Известно ли тебе, что ты всегда заставляешь людей говорить.

– Я умею подчинять людей.

– Боже, ты прекрасна, – прошептал он, лаская ее взглядом.

– Майкл, я?..

– Что?

– Церковь. Теперь ты из-за меня оставишь Церковь?

– Если я и решу уйти из Церкви, то только из-за событий давно минувших лет. И уж если мы завели об этом речь, то ты заставила меня понять, что прощение – это единственный способ обрести душевный покой.

Он замолчал, но тишина выражала его мысли еще красивее, чем слова, ведь таким образом он напоминал ей о ночи, говоря ей то, что она и так понимала: они сблизились не только физически, хотя и это было прекрасно; между ними произошло что-то еще, на порядок выше, чем любовь, романтика и страстные слова.

Майкл обнимал ее, шептал ей на ухо слова, и, когда его силы иссякли, шептать стала Кэтрин, пока перед ними не возник образ, который видели лишь они, – их общий сон.