Рози Томас - Дверь в никуда

Мальчики покатывались от хохота, хлопали друг друга по плечам.

– Глянь, глянь на маму! Какие ноги.

– А зубы у тебя! Как у старой лошади!

Энни тоже смеялась, больше над их весельем, чем над своей искаженной фигурой.

Наконец-таки ей удалось вытащить их из комнаты. Они вышли на солнечный свет, щурясь и все еще фыркая от смеха.

– Есть хотите?

– Да! Я так голоден!

– И я!

Они закусили сосисками в тесте с жареным луком и кетчупом, а потом Энни купила им огромные похожие на облака, клубы сахарной ваты…

– Ма, ты нам даешь исключительно вредные вещи.

– Ну, это только сегодня – сурово насупилась она. – А не пора нам на колесо обозрения?

По молчаливому согласию Энни и мальчики оставили это удовольствие на самый конец программы развлечений. По вытоптанной траве они прошли и киоску с билетами и стали в очередь в тени огромного колеса.

– В последний раз, когда мы здесь были, я был еще очень маленьким – сказал Бенджи, запрокинув голову и заглядываясь на то, как высоко над ними проплывали гондолы.

Энни наклонилась к ребенку и одернула его курточку, просто для того, чтобы хоть прикоснуться к нему.

– Ну, сейчас ты уже совсем взрослый. – Наконец, наступила их очередь. Распорядитель пропустил их в маленькую металлическую калитку и они взобрались в качающуюся лодочку. Сыновья уселись по обе стороны от Энни, закрылась страховочная перекладина, и гондола поплыла вверх, покачивая своих пассажиров.

Они поднимались, чувствуя на своих лицах дуновение ветра, приносившего даже сюда, на эту высоту запахи скошенной травы и дыма от костров возле палаток, в которых продавались сосиски.

На самой высокой точке гондола замерла, и Энни с детьми повисли в тишине в ветреном пустом пространстве.

Бен тихо пискнул от страха и зарылся головой в колени матери, а Энни положила ему ладонь на глаза, закрывая их. Том подался вперед, его лицо потемнело от волнения…

Внизу под ними бурлила и шумело яркое карнавальное море ярмарки. Там волновались зеленые верхушки деревьев, окаймлявших холм и дома на окраине пустоши. А еще дальше величаво раскинулся бледно-голубой, серый и золотисто-коричневый Лондон.

– Как красиво! – воскликнул Том.

У Энни на глазах выступали слезы, поэтому она просто кивнула, обняла сына свободной рукой и привлекла его к себе.

– Да, – прошептала она, – город просто прекрасен.

Так они сидели в качающейся лодочке и смотрели на Лондон. В эту секунду покоя Энни вдруг поняла, что любит своих детей больше, чем когда-либо. А потом колесо вздрогнуло и начало двигаться вновь, опуская их на землю.

И вот уже они стоят в тени колеса.

– Ну, куда теперь, мама?

Энни достала свой кошелек, открыла его и показала им все, что в нем осталось.

– Вот смотрите, мы истратили все деньги. На последние деньги я куплю вам по воздушному шарику, хотите?

Сыновья по очереди залезли в кошелек, желая лично убедиться в горькой правде слов матери. Да, наступало время для того, чтобы потратить последний пенни, а потом отправляться домой. Том и Бенджи вздохнули разом огорченные и удовлетворенные проведенным днем. По дороге назад мать купила им по воздушному шарику серебристо-красного цвета с портретами героев мультсериалов. Тому достался супермен, а Бен выбрал утенка Дональда. А потом они спустились вниз с холма, оставляя позади себя ярмарочные краски и карнавальное веселье. В машине Том повернулся к матери:

– Здорово было, – сказал он, – думаю, что ни у кого нет мамы, которая, как бы, выдержала бы все это. Ну, не знаю, может и есть. Только они не смогут так… так… радоваться, как ты!

– О, да! День прошел чудесно! – улыбнулась Энни. – Спасибо вам, мои хорошие.

А Бенджи в порыве любви и благодарности просто уткнулся своим раскрасневшимся личиком в материнскую шею.

Энни включила зажигание и направила автомобиль на дорогу к дому. Там их ждал Мартин, а ее домашние заботы и боль… от того, что рядом нет Стива.

Вскоре после этой прогулки с детьми доктор, лечивший Тибби, отозвал Энни в сторону.

– Если вы собирались вызывать вашего брата, чтобы он приехал повидаться с матерью, то полагаю, что это надо сделать по возможности скорее.

Брат Энни, Филипп, работал инженером на Ближнем Востоке. Энни с отцом тут же позвонили ему.

– Я приеду через пару дней, – ответил он. Тибби лежала в окружении цветов, которые ей принесла из сада Энни.

– Должно быть в этом году будет красиво, – сказала она, когда дочь ставила розы на стол и подливала воды в кувшины.

Энни села у кровати, глядя на прозрачное лицо матери. Тибби теперь обычно бодрствовала, но разговаривала редко. А когда говорила, то в основном о мелочах: о докторах, пациентах, о еде, которую ей приносили, и которую она не могла съесть. Она даже о внуках больше не заговаривала. Энни понимала, что мир матери сжался до размеров ее больничной палаты. Старой женщине немалого труда стоило сохранять достоинство и спокойствие в таком положении. Разговоры о болезни Тибби упорно обходила, а персонал хопсиса делал все возможное, чтобы уменьшить ее боли. Тибби больше не говорила о выздоровлении, но и никогда не позволяла себе думать о скорой смерти…

Энни потянулась к руке матери и взяла ее в свои ладони. Рука была сухой и легкой, как мертвый листок. Сидя в этой украшенной цветами комнате, Энни осознала, что не хочет, чтобы мать умерла так и не узнав правду. Может, узнав обо всем, она скажет своей дочери:

«Все в порядке, я знаю, что со мной, и смогу это вытерпеть. Сможешь и ты.»

«Я совсем, как Том и Бенджи, – думала Энни. – Хочу, чтобы мать меня подбадривала даже сейчас, когда, она умирает».

Любовь, обязанности… все переплетается снова и снова.

Энни подняла глаза и увидела, что Тибби смотрит на нее. Ее взгляд был чистым, требовательным, исполненным материнской доброты и понимания. И Энни решилась: «Сейчас!»

Но в этот момент Тибби откинулась на подушки.

– Я устала, – сказала она, – я, пожалуй, посплю, дочка.

Энни встала, склонилась над ней, поцеловала мать в щеку.

– Завтра утром я приду в это же время, – пообещала она, как всегда.

Филипп прилетел через тридцать шесть часов. Энни встретила брата в Хитроу и повезла прямо в хоспис.

– Никто не знает, сколько ей осталось, – сказала она. – Я рада, что ты приехал, Фил.

Управляя машиной, она посмотрела украдкой на брата. Филипп был, как и она светловолосым, но уже начал лысеть, а его кожа покраснела под лучами солнца. Выглядел он так, как и должен был выглядеть преуспевающий инженер, который только что вернулся из далекой страны. Энни с братом никогда не были особенно близки, даже в детстве. Филипп всегда был энергичным, деятельным малым с реальным, практичным подходом к жизни, одним словом, – сын своего отца. Энни, мечтательная и спокойная, больше тянулась к матери, с которой она была так похожа, что они на всю жизнь стали настоящими друзьями.