Вирджиния Эндрюс - Секреты утра

Когда мне показалось, что я достаточно вымылась, я завернулась в полотенце и вышла. Джимми лежал на одной из двуспальных кроватей и читал газету. На меня нахлынули воспоминания детства, когда я также выходила из душа, а Джимми лежал на кровати и читал комиксы. Единственное, чего мы боялись, это случайно дотронуться друг до друга.

– Привет, – Джимми оторвался от газеты и посмотрел на меня. – Ты в порядке?

– Да, я чувствую себя помолодевшей.

Я села за маленький столик перед зеркалом и начала сушить волосы.

– Позволь мне помочь, – предложил Джимми. – Ты, наверное, уже не помнишь, что в детстве я всегда поступал так.

– Я помню, Джимми, – улыбнулась в ответ я. Он взял фен и расческу и начал сушить мои волосы, я позволяла ему делать все, что угодно. Когда Джимми закончил, он поцеловал меня в макушку.

– Может быть, я стану парикмахером, – сказал он.

– Я уверена, Джимми, ты станешь всем, чем захочешь, – я доверительно посмотрела ему в глаза через зеркало. – Что ты действительно собираешься делать после демобилизации?

– Я не знаю, – он пожал плечами, – что-нибудь, связанное с механикой или электрикой, мне нравится работать руками.

Джимми аккуратно укладывал мои волосы, конечно, они были чересчур длинные и неровные, и мне следовало их подрезать давно, но в Медоуз я не только не видела себя в зеркале, меня даже перестала интересовать моя внешность.

– У тебя такие мягкие волосы, – Джимми нежно гладил их, тогда я взяла его руку и поднесла к губам. Долгое, долгое время я просто держала ее.

– Все в порядке, – шептал он, – все будет в порядке.

Когда с волосами было покончено, я легла отдохнуть. После отдыха мы планировали устроить роскошный обед. Я так давно не ела что-нибудь вкусное, что забыла, что такое возможно. Но мы не рассчитали нашу усталость, Джимми путешествовал в течение нескольких дней, прежде чем обнаружил меня.

Я проснулась поздним вечером первой, потому что была голодна, но не решилась разбудить его. Я встала, оделась и села на стул, и только тогда глаза Джимми открылись. Похоже, ему пришлось долго подумать, прежде чем он сообразил, где мы.

– Который час?

– Почти девять, – ответила я.

– Почему ты меня не разбудила? – он сел.

– Я не смогла, Джимми, ты так сладко спал.

– На такое способна только ты, охранять сон другого, когда сама умираешь от голода, – ответил Джимми. – В Европе я мечтал о возможности видеть тебя каждый день, как сейчас. – Он надел ботинки. – Я представлял тебя повсюду.

– Хорошо, но не смущай меня, пожалуйста. Джимми очень поспешно оделся, и мы направились в ресторан при отеле, самый близкий от нас.

Любая еда, кроме овсянки с уксусом была для меня праздником. Когда мы спустились и составили меню, я больше не могла ни о чем беспокоиться.

Я наслаждалась возможностью выбрать еду, спокойно посидеть, всеми теми простыми вещами, которых я была лишена долгие месяцы. Джимми, поняв мое состояние, предоставил мне выбор еды, я закрыла глаза и наугад ткнула в меню пальцем, нам достался горячий турецкий обед.

Я, наверное, еще никогда не ела так быстро, все было настолько вкусным, или я просто давно не ела хорошей еды, что процесс поглощения пищи занял буквально секунды.

Джимми сидел и смеялся. Он смеялся, когда я ела салат, когда я поглощала жареный картофель с мясом и брюссельской капустой. Кусочек еды попал мне не в то горло, я закашлялась.

– Чуть-чуть помедленнее, – Джимми сжал мою руку, – таким образом ты можешь испортить себе аппетит.

– Ничто не испортит мне аппетит, – объявила я и набросилась на вновь принесенные дары Турции. Потом я заказала мороженое с шоколадными сливками.

Когда с едой было покончено, мы встали.

– Ну что ж, пошли в номер, – сказал Джимми.

Никогда я еще так быстро не засыпала. Стоило моей голове коснуться подушки, как я закрыла глаза и оказалась в мире сновидений.

Когда я их открыла, была страшно удивлена, увидев золотые утренние лучи, пробивающиеся сквозь шторы. Да, солнце, наверное, одна из самых красивых достопримечательностей на земле. Как я могла столько жить и не видеть утреннего солнца?

Мой аппетит во время завтрака был не слабее чем вечером. Ароматный бекон, попав ко мне в желудок, вызвал экстаз, потом я проглотила яйца и чизбургер. В довершение всего я выпила чашку кофе, который мисс Эмили приравнивала к вину и виски.

Добрая еда и хороший воздух, чистая одежда и вымытые волосы дали мне достаточно мужества перед встречей с бабушкой Катлер. Джимми оказался как всегда прав.

– Ты не спрашивал меня об отношениях с Михаэлем Саттоном, Джимми, – сказала я, выслушав его длинный рассказ о жизни в Европе.

– Ты не должна мне что-нибудь рассказывать, – несколько раздраженно ответил он.

– Да, конечно, но я расскажу, – в порыве откровения воскликнула я. – Он был моим преподавателем вокала и обещал сделать меня звездой Бродвея. Все случилось так быстро, прежде чем я что-либо осознала. Он пригласил меня к себе и…

– Дон, пожалуйста, – лицо Джимми искривилось от боли, – я не хочу слушать, все, кончено. Тебя обманули, я знаю и очень сожалею, что не могу набить ему морду. Возможно, когда-нибудь я это сделаю, но ты не должна мне ничего объяснять. Я говорил тебе, что знаю, как случается подобное. Я видел это. Важно, – он посмотрел на меня, и его глаза сузились, – чтобы это не случилось снова.

Я кивнула, мне стало легче, Джимми простил меня.

– Я люблю тебя, Джимми. Честное слово люблю. Ты не знаешь, сколько я вытерпела всего.

– Только не сегодня, не после дороги, – пошутил Джимми. – Я сейчас не могу.

Хорошо было расслабиться и посмеяться после всего пережитого, рядом с любимым человеком, принесшим радость в твою жизнь. Странно, чем дальше мы отъезжали от Медоуз, тем меньше я ненавидела мисс Эмили и тем больше жалела ее.

Но к ужасной бабушке Катлер жалости у меня не было, она была дьяволом в юбке, самой великой грешницей. Я не могла вспомнить ни одного человека, согрешившего сильнее. Но ведь те же самые качества, что она употребила во зло, могли послужить добру, она бы достигла многих вершин и не потеряла бы уважения людей. Но сейчас, несомненно, она сильный противник.

Чем ближе мы подъезжали к побережью Катлеров, тем сильнее билось мое сердце в предчувствии неизбежного скандала. Я едва замечала великолепие последнего дня весны, высокое голубое небо и мягкие молочно-белые облака. В моем больном сознании весь окружающий мир был серым и без малейшего признака солнца, совершенно холодный.

И так будет до тех пор, пока я не увижусь со своей девочкой.

Мы выехали на набережную океана, а вскоре я увидела знакомый дорожный знак, оповещающий, что мы въезжаем на побережье Катлеров, ничто не казалось мне здесь родным, ни длинная улица с маленькими магазинами и кафе, ни тишина и спокойствие.