Ольга Егорова - Ложь во спасение

Отбросив в сторону нагревшийся в ладони пульт, Лена потянулась к тумбочке и взяла в руки мобильник. Вот ведь, подумалось в этот момент, как все-таки жизнь современного человека зависит от этих так похожих между собой электронных устройств. Современный человек и минуты без них прожить не может. Как без воздуха. Не было бы у нее сейчас телефона – не ждала бы звонка, не сходила бы с ума от тоски и тревоги, не думала бы, позвонить самой или дождаться, когда позвонит Женька.

Лена просидела с телефоном в руке несколько минут, три раза поменяла заставку на экране, которую в последний раз меняла примерно год назад, удалила накопившиеся за это же время входящие и исходящие сообщения, установила новую мелодию звонка. В результате проделанных манипуляций окончательно разозлилась на себя за нерешительность и, зажмурившись на секунду, все-таки нажала на кнопку повтора последнего входящего звонка.

Больше всего на свете она боялась сейчас вместо гудков в трубке услышать голос автоответчика, сообщающий о том, что телефон абонента находится вне зоны доступа. В нехорошем предчувствии даже замерло сердце, но гудки все-таки пошли и вскоре оборвались, только глухой и почти незнакомый голос в телефонной трубке ее не обрадовал.

«Жив по крайней мере», – без эмоций подумала Лена.

– Женька? Женька, ты почему не звонишь? Ты ведь обещал позвонить еще вчера, помнишь? Я жду, а ты все не звонишь и не звонишь. Случилось что?

Ответ прозвучал по меньшей мере странно:

– Не знаю.

– То есть… То есть как это – не знаешь? А кто же тогда знает?

Она едва не выронила из рук телефон, услышав этот непонятный ответ. Она отдала бы сейчас все, что угодно, хоть десять лет жизни или, может быть, даже двадцать лет жизни, чтобы только оказаться с ним рядом. Чтобы видеть его лицо и держать его за руку.

– Ты где сейчас?

Вопрос, по всей видимости, поставил Женьку в тупик. Лена все никак не могла понять, что такое с ним происходит, в чем причина этой странной заторможенности, и от этого ей хотелось реветь.

– Я где-то рядом с тобой, – наконец ответил он неопределенно. – Вот, вышел прогуляться. Если хочешь, зайду.

Хочет ли она, чтобы он зашел?! Лена даже и не знала, что сказать в ответ. Слов не нашлось, она зачем-то два раза энергично кивнула, как будто надеялась, что Женька увидит этот знак согласия сквозь расстояния.

– Хорошо, – он, наверное, все-таки увидел ее кивок, – зайду. Минут через… несколько. Утку с яблоками приготовила уже? Смотри, на этот раз яичницей не отделаешься.

Он пытался шутить, и это ее чуть-чуть обнадежило. Только совсем чуть-чуть, потому что голос у Женьки был таким же чужим, как в тот самый вечер, когда он пришел к ней, чтобы рассказать об убийстве в его квартире.

– Надо же, – ответила она, сглатывая подступивший к горлу ком слез. – Вспомнил ведь… про утку.

Минуты ожидания текли с удручающей медлительностью. Лена мерила шагами пространство, ходила туда-сюда по квартире, садилась на диван, на кресло и снова вскакивала, будто ее кипятком обварили. И снова ходила, и снова садилась, впервые в жизни пожалев о том, что так и не научилась курить, – ведь говорят же, что сигарета успокаивает нервы и вообще очень хорошо помогает в тех случаях, когда время тянется слишком медленно.

Когда наконец раздался звонок в дверь, Лена механически взглянула на циферблат часов. Промежуток времени длиною в вечность на самом деле оказался равен всего десяти минутам. Она открыла дверь и ахнула, увидев его – осунувшегося, потерянного, изменившегося за прошедшие несколько часов так, будто несколько лет прошло.

– Да что ты так смотришь? – отмахнулся он от ее невысказанного вопроса. – Просто плохо спал ночью. Поэтому и вид такой помятый.

– У тебя не помятый вид, – не своим голосом пробормотала в ответ Лена. – У тебя вид просто… ужасный! Что опять случилось?

Взлохмаченные волосы и мешки под глазами красноречиво дополняла перепачканная кожаная куртка. Женька выглядел так, как будто спал всю ночь на улице под деревом.

– Собственно, ничего нового не случилось. Может, дашь мне войти прежде, чем устраивать допрос? Ох, Ленка…

Не говоря ни слова, она сделала шаг навстречу. Приблизилась вплотную, заглянула в глаза и вдруг, сама себе не отдавая отчета в том, что делает, обняла его руками за шею. Прижалась так крепко, что самой стало трудно дышать и сердце ударило в грудную клетку, испугавшись внезапно наступившей тесноты. Ворс его шерстяного джемпера покалывал щеку, в висках пульсировала кровь, несущаяся по венам с бешеной скоростью.

Сколько времени прошло, Лена не знала и не хотела знать. Стоять вот так, прижавшись к Женьке, она готова была целую вечность, потому что знала – пока он здесь, так близко, с ним ничего не случится. Ничего плохого, ничего страшного и непоправимого.

– Я никуда больше… тебя… не отпущу, – пробормотала она глухо ему в подмышку. – Никогда… не отпущу.

– Ох, Ленка, – повторил он тихо и провел ладонью по ее волосам. – Леночка…

Лена подняла лицо, раскрасневшееся от волнения, и прямо посмотрела ему в глаза. Как будто ждала, что сейчас он скажет что-то важное, что-то такое, что ей сейчас так необходимо услышать. Но он только тихо повторил ее имя, улыбнулся одними губами и поцеловал ее в щеку, едва коснувшись.

В щеку, потом в другую, в лоб, в кончик носа и снова в щеку.

Она стояла зажмурившись, боясь пошевелиться, боясь даже дышать. Его поцелуи, как теплый и неторопливый летний дождь, покрывали лицо, пальцы перебирали волосы, а сердце стучало совсем рядом.

– Женька, – наконец прошептала она, не шевельнувшись и не открывая глаз. – Скажи мне. Скажи, что ты больше… не уйдешь.

Она просила о невозможном.

Она прекрасно понимала, что просит сейчас о невозможном.

Знала, что все эти поцелуи украденные, ей не принадлежащие. Знала, но почему-то глупо надеялась, что он скажет ей «да».

Он ничего не сказал. Легонько отстранил ее от себя, взял в ладони уже мокрое от пролившихся слез лицо, долго смотрел в глаза, потом отвернулся и проговорил куда-то в сторону:

– Ты не знаешь, Ленка. Ты ведь не знаешь.

Все изменилось в считанные секунды. Они по-прежнему стояли рядом, в темном и крошечном пространстве прихожей, а чувство было такое, что разделяют их сотни километров. Женька стоял, опустив плечи, словно под физически ощутимой тяжестью, и изучал взглядом пол под ногами. Изучал так настойчиво и сосредоточенно, будто расшифровывал какую-нибудь древнюю надпись на стенах египетской пирамиды, открывающую миру тайну ее постройки.

– Чего я не знаю? О чем ты, Женя? – спросила она, почти не слыша своего голоса.

– О том, что это я. Я убил… Слизня.

Он сказал это как-то совершенно спокойно, будничным тоном, как если бы сообщал о том, что съел на завтрак бутерброд с колбасой или яичницу из трех яиц. Вздохнул устало и, по-прежнему не глядя, наклонился и начал расшнуровывать ботинки.