Елена Гайворонская - Наследство

– Возьмите. – Она протягивала долларовые купюры. – Сдачи не надо.

Практичный Алекс моментально просчитывал приличный размер причитавшихся чаевых. Но стоило ему открыть рот для слов благодарности, как спрятавшийся внутри двойник произносил:

– Не надо…

В первый вечер Алекс заметил, как брови ее удивленно приподнялись. Пожав плечами, видимо решив, что денег недостаточно, она вытащила еще:

– Возьмите. Это вам.

– Нет, спасибо…

И улыбался как полный кретин.

Вскоре эти странности стали замечать и остальные.

– Ты что, совсем спятил из-за этой новой русской мадам? – недовольно сказал Али.

– Тебе-то что?! – неожиданно вскипел Алекс. – Не лезь не в свое дело!

– Я – твой друг, – обиженно возразил Али, – и обязан тебе сказать то, о чем молчат другие. Увлечение – это прекрасно, но работа страдать не должна. Не берешь чаевых – это уже клиника! Дамочка богата, без очков видно. Они здесь для того, чтобы тратить, мы – чтобы им помочь в этом. Или ты ждешь, когда сию прописную истину тебе напомнит босс?

Алекс молча вертел в руках до блеска отполированный бокал.

– Оставь, – недовольно сказал Али и, отняв, снова принялся тереть стекло так, что оно завизжало, словно наказанный щенок. – Неужели ты сам не видишь, что здесь ничего не обломится? Она и не таких отшила…

– Что ты хочешь сказать? – вскинулся Алекс. – Каких «не таких»?

– Не заводись! Я лишь напоминаю, если ты успел позабыть, что мы с тобой не миллионеры и даже не менеджеры. А с такой мадам, как эта, мордашки мало.

– Ты прав… – тихо, будто про себя, понуро протянул Алекс.

– Да на кой она тебе сдалась! – продолжал Али. – Оглянись вокруг! Сколько девчонок ходит – закачаешься! Вон, гляди, какая попка прошагала… – Бармен, как заправский гимнаст, изогнулся вслед фигуристой рыжеволосой девушке в наряде, не оставлявшем ни малейшего сомнения в наличии у его обладательницы всех необходимых достоинств.

– Подумаешь, – скривился Алекс. – Обычная пляжная дешевочка в бикини.

– А тебе что, жениться?! – Али швырнул полотенце на стойку. – На черта такая фифа? Посмотри, она за ужином вино заказывает – двадцать баксов бокал. Ты поведешь ее в «Кокос»? Такой подавай дорогой ресторан, такси к подъезду, ковер под каблучки… Хочешь спустить за неделю все, что заработал с начала сезона? А за институт чем платить будешь? Натурой? Болван!

– Ладно, отвали. Ты невыносим, когда начинаешь корчить из себя философа и знатока жизни.

– Если бы ты не был моим другом, я бы молчал. Но мне не наплевать…

– Не помешаю? Кажется, вы прямо-таки завалены работой… – бесцеремонно вклинился в разговор некто третий.

– Ба! – изобразив безумный восторг, ернически воскликнул Алекс. – А я-то с самого утра голову ломаю: увижу ли «номер два»? Или день пройдет впустую? Доброе утречко, дорогой Мустафа.

– Мы еще поглядим, кто из нас под каким номером, – буркнул подошедший.

Именно он, Мустафа Офенди, и был конкурентом Алекса в возможном повышении. Он обладал средней внешностью, на которой застыла вечная гримаса недовольства, и препротивным характером. Мустафе было двадцать пять, в «Гардене» он работал со дня основания, резонно полагая, что давно заслуживает большего, чем разносчик еды. Алекс пришел двумя годами позднее. С изумлением, сменившимся ненавистью, Мустафа наблюдал за взлетом вчерашнего мальчишки, с восточным долготерпением выжидая малейшего промаха конкурента, чтобы незамедлительно обернуть его в свою пользу. Как всегда, Мустафа был не в духе, но при виде Алекса кислое лицо его оживилось, и это означало, что сейчас он скажет какую-нибудь гадость.

– Что, Селами, малолетки тебя уже не устраивают? Решил попрактиковаться с опытной женщиной?

Кровь бросилась Алексу в лицо, но он постарался сохранить спокойствие.

– О чем это ты, Мустафа? Сперма в голову ударила? Хочешь, поделюсь с тобой одной из девочек?

Мустафа взял со стойки зубочистку и поковырял во рту.

– Ага, может, новенькой – русской блондиночкой с толстым кошельком и видом недотроги? Признайся честно, Селами, что тебе в ней больше нравится: ножки, попка или бабки?

– Заткнись, придурок… – Алекс сжал кулаки.

– А ну, давай, – вплотную придвигаясь к нему, процедил Мустафа. – Давай, врежь мне. И вылетишь с работы как пробка от шампанского. Казанова хренов.

– Ребята, успокойтесь, – втиснулся между ними Али. – Мы же коллеги…

– Я-то спокоен. Пусть твой дружок остынет. Алекс, детка, думаешь, ты тут самый крутой? – Мустафа выплюнул зубочистку под ноги конкурента. – Как бы пожалеть не пришлось…

Он закурил и, вразвалку, побрел дальше с явно улучшенным настроением.

– Сволочь, – заметил Али.

– Типичная, – хмыкнул Алекс. – Только и умеет, что стучать. И этот баран надеется сделать карьеру!

– Может, и сделает, – философски подметил бармен. – Стукачество нынче в моде.

– Как же! Скорее море высохнет. Или снег пойдет в июле.

– Черт с ним! – махнул рукой бармен. – Расслабься. Офенди прав в одном: довольно тебе дурью маяться. Давай махнем сегодня в «Кокос», подцепим клевых девочек…

Али что-то говорил и говорил, но его слова растворялись подобно миражу в жарком дыхании наступавшего дня. Алекс молча глядел, как долетевший с моря легкий бриз нагоняет мелкую рябь на бирюзовую гладь бассейна…

Сгущались сумерки. Лениво переговариваясь, отдыхающие медленно стекались на ужин, словно боясь расплескать переполнившую их благодать. Плавные турецкие напевы, заводимые в «Гардене», соперничали с доносившейся из соседнего отеля душещипательной песенной историей о русском мальчике, который уже какой год хочет, но почему-то никак не уедет в некий далекий загадочный Тамбов. Немцы еще держались в «Гардене», но Алекс упорно предсказывал к пику сезона пятьдесят на пятьдесят, а в последующие годы – бескровное поражение Дойчланда.

– Добрый вечер…

Внутри у Алекса что-то с размаху бухнуло вниз.

У нее была особенная походка. Он сразу это отметил: она ставила одну ногу точно перед другой, будто шла по невидимому канату. Обычно так ходят манекенщицы, балерины, танцовщицы… Жгучее солнце почти не тронуло ее жемчужно-белой кожи. Лишь чуть-чуть позолотило руки да слегка разрумянило щеки. Сквозь молочного цвета платье, полупрозрачное, струящееся до самой земли, но создающее иллюзию легчайшего облака, лунной пыли, проступали зримые очертания тонкого тела. В подобном наряде было куда больше скрытого эротизма, нежели в самом откровенном бикини. Но, похоже, его хозяйка нисколько не задумывалась об этом. Она, даже украдкой, ни разу не взглянула по сторонам, как обычно делают женщины, желающие произвести впечатление, чтобы убедиться, удалось ли. Просто оделась и пришла поужинать. Чтобы потом, как всегда, ускользнуть в полном одиночестве, оставаясь непостижимой, непонятой, неразгаданной.