Мария Арбатова - Семилетка поиска

– Пошли кофе попьем. Тут кофейня маленькая… – многозначительно предложила она.

– Ты меня за этим звала? – удивилась Елена.

– Вот что, моя коханая, я тебе все по порядку расскажу, может, мне полегчает… Помнишь, ты говорила, что, как новостница, я должна знать, что в жизни если что-то случается, то всегда очень быстро.

– Ты за время моего отсутствия банк ограбила или школьника соблазнила?

– Хуже… Смотри, дело было так. Вышла я с работы, доехала до своей станции метро, а там на улице тетка грецкие орехи продает. Летом в Молдавии в саду и огороде пашет, а зимой у метро продает. Я у нее который год покупаю. – Катя часто дышала и оглядывалась, словно за ней гонятся. – Вижу, руки у нее – как корни дуба. Очень мне ее жалко стало, а потом вдруг на свои посмотрела – а они такие же. Лен, ты подумай, перемытая моими руками посуда может обернуть земной шар по экватору. И вдруг я как зареву…

– Ты? – Елена не верила своим глазам.

– Я! А тетка испугалась, спрашивает: «Умер у тебя кто?» А я говорю: «Иллюзии!» А сама реву как белуга… А она говорит: «Люся? Так ты поплачь, поплачь, тебе легше станет…» А я ж Илья Муромец, ты ж меня знаешь – тридцать лет на печи, а потом все вдребезги. Оставила я ее с орехами, доехала до магазина на Комсомольском и оплатила себе посудомоечную машину…

– Ух ты! Там же дорого! Надо было на Горбушке! – зачем-то сказала Елена.

– Да хватит мне уже по рынкам бегать, искать, что подешевле. Пусть молодые бегают! – неожиданно выкрикнула Катя. – Кредитка у меня с собой была. Я на ней собирала старшей дочке на новую шубу, сыну на новый компьютер… Пока платила, думала, от разрыва сердца помру. Как теперь домой пойду – не знаю. А все ты… это от тебя зараза пошла. Я читала исследования, что бабы – такие чуткие организмы, что у них в монастырях, в студенческих общежитиях, ну, там, где они на одной эмоциональной волне живут, даже месячные начинаются одновременно… короче, очень опасно иметь разводящуюся подругу.

– Конечно, опасно, но теперь тебе терять нечего, я тут классную парикмахерскую знаю. Пошли сострижем твой хвост без пола, возраста и жизненных притязаний, – мягко предложила Елена и обрадовалась на загоревшийся в Катиных глазах азартный огонек.

– Ну, раз пошла такая пьянка – режь последний огурец… – неожиданно спокойно ответила Катя.

Что было потом, Елена толком не помнила. Кажется, сначала умоляли очередь пропустить Катю вперед, потому что боялись, что та передумает. Для этого Елене пришлось держать нобелевскую речь о женской жизни с приведением густых примеров из своей и Катиной. Катю, конечно, пропустили. Пока молоденькая парикмахерша делала ее напоминающей женщину, Елена сбегала в магазин, купила бутылку мартини, коробку конфет, одноразовые стаканы и напоила всю очередь. Когда уходили, женщины строго наказывали резко похорошевшей Кате, как жить дальше, а самая впечатлительная бросилась ей на шею целоваться, утирая слезы умиления…

Катя чувствовала себя, как человек, которого целиком на долгие годы заковали в гипс, и вдруг гипс сняли. Хотя ликвидированный хвост весил граммов сто, ее почему-то заносило и пошатывало на обледеневшей дороге. Доехали до клуба «Петрович», пили водку и обсуждали там новую жизнь до рассвета. Пришли к обнадеживающему выводу, что раньше каждая из них была одинока, а теперь стала свободна. И это не то что разные, а просто противоположные вещи. Совершенно непонятно как, когда и на чем Елена добралась до дома, сумела открыть дверь ключом, как разделась и легла.

Ей снилось, что она сидит в редакции за компьютером, поднимает голову и видит, что над головой нет крыши. А над пестрым пространством земной суши висит миллиард интернетных радуг, по которым люди посылают друг другу слова и поцелуи.

И кто-то ей посылает по «аське» сообщение, а в нем написано: «Будущее – это обезвреженное настоящее!»

И она думает, кто это ей пишет? И пытается открыть его имя, но там какая-то ошибка в программе.

Проснулась, села в постели. Подумала, что, пожалуй, обезвредила себя от страхов и комплексов должной всем мамашки… А главное, что изменила в себе после разрыва с Каравановым то, что перестала хотеть полуразрушенного мужчину. Раньше у нее на таких по-прорабски чесались руки: «Это именно то, что мне нужно. Здесь подмажу, здесь подстрою, тут плечом поддержу, чтоб не обвалилось!»

Еще поняла, что это русское нутряное «плохонький, да мой», когда баба как на мед бежит на мужской сэконд-хенд, связано не с ее вселенской добротой, а с ее сумасшедшим неуважением к самой себе, заложенным родителями с детства под видом заботы, которое, если б не развод с Каравановым, она легко передала бы по эстафете дочери, что уже было видно по первому Лидиному браку.

– Среди кого я искала все это время? – спросила она себя, – Среди мужиков, недостойных меня… А где другие? Их нет… Или я их не вижу?..

Она огорчилась и решила спать дальше, в надежде, что все это просто был плохой сон, а сейчас приснится хороший…

Огорчилась, потому что не знала, что теперь от нее пошло другое излучение и достойные распознают ее именно по этому сигналу. Она не предполагала, что любовь настигнет ее совсем скоро… когда она… впрочем, какая разница, что она будет делать в этот момент. Потому что дальше все обвалится, как снежная лавина, и остальное станет скучно, бессмысленно и бесполезно. Кровь ее наполнится любовью, как кислородом, и она станет легкой и немного пьяной.

И этот человек скажет ей:

– Ты не там ищешь себя. Ты общаешься с политиками, звездами, авторитетными людьми, чтобы быть поближе к оси мира. А ось мира проходит не там. Она проходит через наши с тобой отношения. Потому что мы нужны друг другу…

И ей покажется, что вся предыдущая жизнь была только разминкой, настройкой инструментов…

И, когда Катя будет недоверчиво спрашивать: «Ты готова подтвердить, что это счастье?» – Елена будет отвечать:

– Счастье… это даже не то слово…

31.03.03