Елена Купцова - Смерти нет

Вечером она снова пела в танцевальном салоне и снова имела успех. Капитана на этот раз нигде не было видно, и это несколько испортило ей настроение. Ей не хватало его горящего взгляда, бешеного электричества, от которого потрескивал воздух, когда он был рядом.

Сославшись на усталость, она отвергла несколько приглашений потанцевать и пошла к выходу. Все правильно, давно пора опять становиться добропорядочной матерью. Хватит с нее этих авантюр.

Но благими намерениями, как известно, вымощена дорога в ад. Не успела Марго додумать мысль о тихой размеренной жизни, как увидела его лицо в окне танцевального салона, как раз в том самом месте, где стояла недавно она, глазея на танцующих красивых людей. В том самом месте, где он увидел ее в первый раз.

Его неподвижное обычно лицо дернулось, осветилось изнутри. «А обшивочку я ему таки пробила», — подумала не без злорадства Марго. И тут же одернула себя. Не надо быть такой стервочкой. Нет, надо, надо! Это добавляет жизни перцу, не дает ей протухнуть. Она не любит капитана, он не способен тронуть ее сердце. То, что происходит между ними, называется иначе. Похоть, безумное влечение, жар. Она даже не знает до сих пор его имени и не хочет знать. Для нее он навсегда останется капитаном. Она вообще ничего не хочет о нем знать. Они пересеклись на короткий миг и так же разойдутся, оставив друг у друга незабываемые воспоминания о безумствах этих дней.

Но кроме наслаждения, он дал ее еще что-то очень важное. Она чувствовала это, но никак не могла нащупать, не могла найти слов, чтобы выразить это.

— Ты ведь исчезнешь так же неожиданно, как появилась, да? Мы войдем в Темзу завтра на рассвете.

— Значит, у нас есть эта ночь. Как чудесно, правда?

— Меня с самого начала не оставляло ощущение, что ты не человек, а птица, сирена, которая присела отдохнуть от бешеного полета на палубу моего корабля.

— Ночная птица. Да вы — поэт, мой капитан.

— Я не поэт, я — моряк. Я вижу жизнь и людей совсем по-другому. Ты просто задела меня крылом, так, походя, не задумываясь. Тебе ничего от меня не нужно, даже имя.

— Это правда. Замечательная правда. Но тебе тоже от меня ничего не нужно.

— Как сказать. Я бы хотел запереть тебя здесь, в этой каюте, как в клетке, чтобы ты пела только для меня, но…

— Но что?

— Сирены не поют в неволе.

Марго потянулась к нему и нашла губами его губы. Было так упоительно сладко ощущать всей кожей его большое мускулистое тело, сильное, требовательное и нежное, все сразу. Она поняла наконец, за что ей следует благодарить его. Он открыл ей простую истину. Если сердце ее умерло для любви, это не значит, что все потеряно. Можно любить любовью тела и наслаждаться этим.

— У нас есть еще несколько часов, мой капитан.

Сэм Голдберг сразу же развил бурную деятельность и взялся контролировать все действия Марго. Нельзя сказать, что ей это было неприятно. Ее охватила полная апатия, когда не хотелось делать никаких резких движений/принимать решения, строить планы.

— Не волнуйся ни о чем, детка. Папа Сэм обо всем позаботится.

Он еле-еле дал ей возможность проститься с Кларой и всем ее семейством. Марго стоило большого труда уговорить добрую женщину взять конверт с деньгами, который накануне вручил ей Фред в качестве платы за выступления.

— Пойми, — убеждала она Клару. — Обо мне позаботится Сэм. Он ведь теперь мой антрепренер. А вам пригодится. Ты не думай, я от чистого сердца.

— Ладно, коли так. Будь счастлива, Марга. Не забывай нас. Капитан не вышел проститься. Впрочем, они так страстно попрощались накануне ночью, что тело ее до сих пор пело, а на губах очаровательной припухлостью выступали его поцелуи. Он прав, так даже лучше. Им больше нечего сказать друг другу.

Сэм поселил ее в просторной квартире на Оксфорд-стрит, недалеко от площади Пиккадилли-Серкус, где, собственно, и располагалось варьете «Атенеум».

— Будешь, красавица моя, добираться до работы пешком, в качестве моциона. Тебе полезно.

Он сразу же нанял Лизе няню, засушенную, как вобла, англичанку с незамысловатым именем мисс Призм, которая, впрочем, оказалась весьма компетентной и не лишенной своеобразного чувства юмора. Он порывался найти и кормилицу, но тут кроткая до сей поры Марго взбунтовалась:

— Своего ребенка я буду кормить сама!

— Детка, я понимаю твои чувства, но все эти кормления портят грудь. Ты — будущая звезда варьете. Тебе нельзя иметь грудь кормилицы. Это непрофессионально, в конце концов!

— Сэм, этот вопрос даже не подлежит обсуждению.

— Я — твой антрепренер, и по контракту…

— Контракт еще не подписан, не забывай об этом, Сэм.

— Шантаж! — возопил он в шутливом ужасе, воздевая к небу свои короткие ручки — Как я попал! Как попал! А ведь не прошло и недели, как мы знакомы!

— Не волнуйся, Сэм, я свои обязательства выполню, и даже больше. Но о дочке больше даже не заикайся. И вели купить ей батистовых пеленок. И еще флакон духов «Коти».

— Интересная комбинация, ничего не скажешь.

— Просто выполняю то, что обещала дочке.

Варьете «Атенеум» на Пиккадилли-Серкус было отделано в лучших традициях «большого стиля». Ярчайшая переливающаяся вывеска снаружи, много позолоты и красного бархата внутри. Уютный довольно вместительный зал с полукруглой сценой и танцевальной площадкой. Несколько рядов круглых столиков и два яруса лож — обитых алым бархатом коробочек, где за изящными портьерами можно было легко скрыться от посторонних глаз.

— Сэм, я поражена, — заметила Марго. — Куда я попала? Это же какая-то обитель греха. Чем это твои гости занимаются за этими гривуазными портьерами? В голову лезут совсем уж непристойные мысли.

— Это твои мысли, птичка моя. Я за них не в ответе, — ответствовал он. — Гости платят за развлечение, я его обеспечиваю.

— Как в борделе?

— О нет! — Сэм выглядел донельзя шокированным. — Мои девочки — танцовщицы и певицы. Впрочем, то, чем они занимаются в свободное от работы время, меня не касается, если у них не возникает проблем с законом.

— Понятно.

— Ничего тебе не понятно, надменная моя. — Сэм печально покачал головой, что в его исполнении выглядело несколько комично. — Людям нужна радость. Они хотят возродить ту легкость бытия, которая так украшала жизнь до войны. Ведь еще недавно не было всех этих атрибутов нормальной мирной жизни. Люди перебивались самым необходимым, а ведь так иногда хочется веселых излишеств. Они-то и придают жизни неповторимое очарование и аромат. И тут появляюсь я, Сэм Голдберг, и претворяю их мечты в реальность.

— И зарабатываешь на этом горы золота, — заметила Марго, намекая на его фамилию.

— Естественно, и нимало не раскаиваюсь в этом. У нас взаимовыгодное сотрудничество, у меня и моих гостей. Никто не остается внакладе.