Пола Сторидж - Лазурный берег, или Поющие в терновнике 3

А потом, когда они его усыновят или удочерят (она еще не думала, кого лучше взять на воспитание – мальчика или девочку), он станет своим…

Да, Джастина, к детям быстро привыкают… Дети, которые живут в твоем доме, никогда не бывают чужими.

Значит, необходим.

Конечно. Особенно теперь, когда после смерти дочерей она столь обостренно чувствует, как одинока будет в надвигающейся старости.

Да, Джастина, как ни крути, как ни рассматривай себя по утрам в зеркале, а старость не за горами.

«Надо быть мужественным, надо быть реалистом», – как говорил в свое время Дэн.

Он ведь тоже был прав – и Джастина целиком верила ему – так же, как теперь верит Лиону.

Да, стало быть, надо решаться…

Но ведь это – такая огромная ответственность!

Может быть, даже большая, чем иметь своего собственного ребенка…

Но ведь Лион прав – нельзя покинуть этот мир, не выполнив своего предназначения…

А главное предназначение человека – дети.

Джастина, размышляя таким образом, отрешенно смотрела на остывающий кофе.

Мимо нее несколько раз с безразличным и скучающим видом прошелся гарсон.

Джастина почему-то ощутила в себе прилив непонятного гнева – какое ему дело, будет пить она кофе или нет? Ведь она платит свои деньги, заказывая этот напиток, а что потом – выльет ли она его, оставит нетронутым или выпьет…

Какая разница?

Ведь это – вмешательство в ее жизнь, точнее – во внутренний мир!

Да, именно так – во внутренний мир! Успокоившись, Джастина ужаснулась. Боже – что я такое думаю! А если бы…

Нет, как хорошо, что у нее хватило ума не взорваться, как хорошо, что она, будто бы ничего не случилось, все так же сидит, склонившись над своим кофе.

Как хорошо, что люди все-таки не умеют читать чужих мыслей…

Большинство людей…

И, мысленно извинившись перед гарсоном, виновато взглянув на его, она залпом выпила почти остывший напиток и, оставив на столике мелочь, заторопилась к выходу…

Придя домой, она, к своему удивлению, не застала Лиона.

– И где это он может быть? – в растерянности пробормотала Джастина.

Она несколько раз окликнула его:

– Лион! Ли-он!

Лиона, судя по всему, дома не было. Пройдя в его кабинет, она нашла записку:

Никуда не уходи, будь дома, я скоро приду. Целую тебя

– твой Л.

– Странно, – произнесла Джастина вполголоса, усаживаясь в кресло, – ведь Лион вроде бы никуда не собирался… По крайней мере, он ничего мне не говорил об этом сегодня утром…

Она взяла со стеллажа первую попавшуюся книгу и развернула ее.

Неожиданно из книги вывалилась любительская фотография Барбары – пожелтевшая от времени, с оторванным уголком, она была сделана еще тогда, когда та была частым гостем в Дрохеде…

Счастливые времена!

Невольно задержав взгляд на этой старой, забытой фотографии, Джастина со вздохом вложила ее в книжку и поставила ту на место.

В это время едва слышно скрипнула входная дверь.

Она подняла голову – перед ней стоял Лион. Смущенно улыбаясь, словно извиняясь за то, что он нарушил ее уединение, Лион произнес:

– Извини, пожалуйста, что тебе пришлось так долго ждать меня…

– Я никуда не спешу, – ответила Джастина, – и вообще, Лион, я стала замечать, что в последнее время ты стал… – на запнулась, подбирая нужное выражение, – что ты стал… Ну, очень уж щепетильным что ли…

Он уселся рядом.

– Это хорошо или плохо?

– Знаешь что, – ответила Джастина, – когда живешь с человеком столько лет, когда, как тебе кажется, изучила его вдоль и поперек, обнаруживать в нем какие-то новые качества… Ну, не знаю, но меня это почему-то настораживает…

– Щепетильность – не самое худшее, что может настораживать, – произнес Лион. – Во всяком случае, если бы во мне открылось что-нибудь более… – он щелкнул в воздухе пальцами, – ну, что-нибудь этакое… Ну, скажем, если бы в один прекрасный день ты вдруг выяснила, что я – скрытый маньяк, сластолюбец…

– Ты, как всегда в последнее время, уходишь от прямого ответа, – сказала Джастина. – Ладно, Лион… Как я поняла, ты отлучался по какому-то важному делу?

Лион, ни слова не говоря, протянул жене тонкую папку – она увидела строгий черный заголовок, набранный жирным шрифтом:

«Комиссия по опекунству»

– Откуда это у тебя?

– Я только что оттуда, – торжественно ответил Лион.

Наверное, только теперь Джастина поняла, до какой степени серьезен был сегодня утром Лион, когда рассказывал ей о своих намерениях…

Еще бы – ведь герр Хартгейм – немец; а немцы, как хорошо известно было Джастине, никогда не бросают слов на ветер…

Значит…

Значит, пришла пора для решительного разговора.

Но как это тяжело!

«Ничего не поделаешь, Джастина, – мысленно подбодрила она себя. – Наверное, одиночество – вечный крест твоей семьи – и не только ее, но и всех тех, кого судьба так или иначе столкнула с ней.

Вдовы Фиона и Мери Карсон, неудачная жизнь Мэгги, тюремное заключение Фрэнка…

Но ведь можно же противиться судьбе!

Это только в классических трагедиях античных авторов злой рок оказывается сильнее человека! Царь Эдип – мученик, но ведь его одиночество, его мучение было в конце-концов вознаграждено!»

Джастина подняла глаза на мужа – тот не отрываясь смотрел на нее, словно ожидая приговора.

Наконец, облизав пересохшие от волнения губы, она произнесла:

– Значит, ты это твердо решил… То есть, я хотела спросить – твердо решился на это?

Она сделала ударение на последнем слове. «Боже!

Что за нелепый вопрос?

Неужели ты не могла спросить Лиона ни о чем более подходящем?»

Лион натянуто улыбнулся.

– Да…

И протянул ей папку.

– Ты хочешь, чтобы я просмотрела это?

– Я хочу, чтобы ты просмотрела это, – эхом ответил Лион.

Стараясь быть спокойной и невозмутимой (скорее, не быть, а казаться), Джастина произнесла:

– Конечно же, я согласна… Я ведь еще сегодня утром говорила тебе об этом – я согласна усыновить… или удочерить ребенка…

И она, осторожно развернув папку, принялась листать подшитые к ней листы документов с наклеенными на них фотографиями незнакомых детей.

Тут были и совсем маленькие, новорожденные, и постарше, лет пяти-семи, и уже подростки – всех возрастов, всех цветов кожи и, наверное, всех национальностей и вероисповеданий, которые можно встретить не только в Оксфорде, но, наверное, в целом мире…

– Странно, – произнесла Джастина, захлопнув папку, – никогда не думала, что в нашем мире столько никому не нужных детей…

Лион дипломатично молчал.

Джастина, повертев папку в руках, переложила ее на колени мужа.

Надо было что-то сказать – что-то такое, что окончательно успокоило бы Лиона и подняло бы ему настроение.