Пола Сторидж - Лазурный берег, или Поющие в терновнике 3

– Ну и что с того?

– Ох, не нравится мне все это!

– Ну почему же Джастина, почему?

– Потому что это знакомство не доведет тебя до добра…

– Но ведь ты совершенно не знаешь этого человека – почему ты так резко отзываешься о нем? – спросил Хартгейм.

Джастина, посмотрев в глаза мужу, честно призналась:

– Не знаю.

Он улыбнулся.

– А я – знаю…

– Почему?

– Мы уже говорили с тобой на эту тему… По моему, ты просто ревнуешь…

– Мне все-таки кажется, что этот подозрительный человек не доведет тебя до добра.

– Но дорогая, зачем так резко? Тебе это только лишь кажется… Ты говоришь так потому, что он не нравится тебе… Но, согласись, это еще недостаточные основания для обвинений в его адрес…

– Возможно.

– Ну, всего хорошего… Не волнуйся, Джастина, я не столь подвержен чужому влиянию, чтобы мистер О'Коннер втянул меня в какую-нибудь авантюру.

Последние слова Лион произнес ироничным тоном, невольно копируя интонации Джастины.

И, поцеловав жену на прощанье, Лион накинул куртку и направился через дорогу, в сторону небольшого коттеджа, в котором жил аббат О'Коннер.

Лион застал своего нового знакомого в необычайно взволнованном расположении духа.

Напряженно улыбнувшись, Джон предложил гостю присесть, коротко кивнув в сторону кресла.

– Прошу вас…

– Спасибо, – ответил Хартгейм, усаживаясь. – Благодарю вас.

Он внимательно посмотрел в лицо аббата и почему-то подумал, что у О'Коннера теперь был вид человека, который очень хочет что-то сказать, притом – необычайно важное, но по какой-то непонятной причине никак не решается этого сделать.

Аббат, пройдя на кухню, поставил чайник и, вернувшись к Лиону, торжественно произнес:

– Я хотел бы поговорить с вами…

Лицо у Джона в этот момент имело такое суровое и значительное выражение, что Лион поневоле спросил:

– Что-то произошло?

– Нет… то есть – да. Короче…

Окончательно запутавшись, Джон сел напротив и, чтобы побороть сильное душевное волнение, столь внезапно охватившее его, взял четки и принялся сосредоточенно перебирать их.

После непродолжительной паузы Лион, растерянно посмотрев на хозяина, спросил:

– Так что же?

Джон начал издалека.

Сперва он долго говорил о том, что иногда в жизни людей наступает момент, который можно считать переломным, что очень часто люди ждут этого момента, не задумываясь, что он может наступить в любую минуту, что в этом, наверное, есть великий смысл Провидения.

– Нам только кажется, что есть время, – говорил аббат, – но ведь на самом деле его нет. Время – это только приспособление, посредством которого мы постепенно видим то, что действительно есть и что всегда неизменно. Для того, чтобы видеть шар, необходимо, чтобы шар вертелся перед глазами, которые смотрят на него. Так и мир развертывается, или будто бы развертывается перед глазами людей во времени. Для Бога нет времени: что будет, то и есть. Время и пространство – это размельчение бесконечного для пользования этого бесконечного существами конечными. А истинная жизнь – только в настоящем: трудно среди общения с людьми, в минуты увлечения мыслями о прошлом, о будущем, вспомнить о том, что жизнь наша протекает в этом моменте настоящего…

Когда аббат закончил, Лион, посмотрев на него с некоторым недоумением, спросил:

– Я не понимаю… Я не понимаю, к чему вы все это говорите?

– А к тому, – с неожиданным жаром воскликнул Джон, – что именно сейчас, Лион, в вашей жизни, может быть, и наступил переломный момент… Тот самый о котором мы говорили.

– Но я…

О'Коннер не дал ему договорить:

– Вот несколькими неделями раньше вы сами говорили, да и я тоже, что в вашей и в любой жизни все предопределено… Тем, что мы сами часто называем цепочкой случайностей, тем, что многие определяют, как стечение обстоятельств… Ну, как сами вы назвали – последовательностью «если бы». Так ведь?

Хартгейм согласно наклонил голову.

– Ну да… Аббат продолжал:

– Что очень часто у вас в жизни не было выбора, и что если все эти «если бы» подчас оказывались сильнее всего остального… В том числе – и вас самих.

Лион выжидательно молчал.

– Так вот, – закончил свою мысль аббат, – я хочу предложить вам…

– Что, Джон?

Неожиданно голос О'Коннера зазвучал глуше, стал каким-то тусклым и, как показалось самому Хартгейму – немного бесцветным.

– Предложить право выбора… Ситуация, в которой оказался я, дает мне такое право… И я, в свою очередь, даю и вам точно такое же право.

Немного помолчав, аббат неожиданно спросил у Хартгейма:

– Кстати, вы не изменили своего мнения об Ольстере, о положении в Ирландии?

Лион передернул плечами.

– Я никогда не был склонен так быстро менять свое мнение…

Оглянувшись по сторонам, будто бы в его комнате мог находиться кто-нибудь посторонний, О'Коннер произнес:

– Так вот… Сегодня я говорил с одним человеком… И он предложил мне следующее.

Ночью Лион долго, очень долго, наверное, до самого рассвета не мог уснуть.

Он ворочался с боку на бок, несколько раз поднимался с кровати, шел на кухню, потом доставал тетрадь с записями покойного кардинала, перечитывал, затем откладывал, затем вновь брал ее в руки.

Джастина, обеспокоенная таким поведением мужа, встала и, пройдя на кухню, уселась напротив.

– Лион, что с тобой?

Тот, словно не замечая присутствия жены, отрешенно смотрел в пространство.

– Что с тобой? – повторила Джастина. Наконец, подняв на Джастину тяжелый взгляд своих светло-голубых глаз, Лион произнес:

– Джастина… Мне кажется, что жизнь моя подошла к какой-то кульминационной точке, к тому моменту, когда человеку приходится самому решать свою дальнейшую судьбу. В жизни каждого человека рано или поздно наступает такой момент, и каждому хоть единожды предоставляется право решать… дается право выбора…

Джастина, ласково посмотрев на мужа, спросила:

– Так ты все время думаешь об этом?

Он вздохнул.

– Не я думаю…

– А кто же?

Джастина, прекрасно видя, что ее муж находится в расстроенных чувствах, в каком-то непонятном смятении духа, старалась говорить мягко, вкладывать в свои интонации, в каждое произносимое слово как можно больше предупредительности.

– Так что же произошло? – спросила она.

– И теперь такой момент настал у меня…

– Какой момент? – продолжала допытываться жена, – какой же?

Неожиданно Лион замолчал. Он поднялся со стула, несколько раз бесцельно прошелся по кухне, а затем, снова усевшись, вздохнул.

– Джастина, очень тебя прошу – дай мне слово, что ни о чем не будешь меня спрашивать…

Та отпрянула.

– Но почему? Прости, но я не понимаю…

– Джастина, не надо, не надо…