Полина Поплавская - Вечер в Венеции

Но когда он увидел Божену, она показалась ему такой прекрасной и желанной, что он чуть не нарушил свои планы: отложив цветы в сторону, Луиджи бросился к ней, подхватил ее на руки – и их уста слились в долгом поцелуе. В эти мгновения ему показалось, что все ее страхи уже позади, но внезапно Божена мягко выскользнула из его объятий и, заметно побледнев, взяла принесенный им букет в руки. Некоторое время она странно смотрела на эти дивные, но показавшиеся ей такими зловещими цветы, а потом понесла их в мастерскую, пригласив Луиджи следовать за собой. Там она заменила уже увядающие белые лилии на сильные черные и, усадив Луиджи в кресло, склонилась над ним, примеряя перстень.

Луиджи был поражен: лилия, таинственно переливавшаяся на его безымянном пальце – или сердечном, как любила называть этот палец мать Луиджи, – была точь-в-точь такой же, как та, с которой он не сводил глаз вот уже много дней, грезя о желанной встрече с Боженой и вспоминая связанную с этим цветком историю. «Удивительно точная работа! И как ей только это удалось?»

Перстень великолепно сидел на длинном пальце Луиджи. «Но что же будет дальше? – думала Божена. – Ведь ему осталось только расплатиться со мной. И что это будет за расплата?» Мысль о вендетте все еще не оставляла ее.

Руки Божены едва заметно задрожали, и Луиджи понял, что должен довести свой план до конца.

– Чудесная работа! – сказал он, не в силах оторвать взгляд от висящей на тончайшей, почти невидимой цепочке теплой капельке сердолика, которая, казалось, готова была в любой момент скатиться по нежной коже Божены вниз – туда, где под скромной тканью домашнего платья взволнованно поднималась ее грудь. Волосы Божены, вившиеся слишком близко от лица Луиджи, пахли жасмином…

«Господи, дай мне силы, чтобы доиграть до конца! – мысленно взмолился он. – Я не могу больше держать ее в объятиях, видя эти глаза, в которых таится страх! И я должен ей помочь!» Он заставил себя перевести взгляд на перстень.

– Ваша работа дорого стоит, – с трудом сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал сдержанно. – Мне нужно несколько дней, чтобы собраться со средствами. Вы смогли бы немного подождать?

– Конечно. Можете не торопиться. И если есть необходимость, забирайте перстень прямо сейчас. Я вам доверяю.

Но Луиджи покачал головой, снял перстень и некоторое время рассматривал его на своей ладони. Потом он слегка сжал руку Божены и, поднеся ее к своим губам, чуть слышно произнес:

– Я хочу расплатиться с вами сполна. Божена, услышав это, чуть не отдернула руку, но, взглянув ему в лицо, увидела, что он уже вежливо улыбается ей, будто ничего и не говорил мгновение назад.

– Что, простите? – растерянно пробормотала она.

– Спасибо. Я думаю, что смогу не тянуть с оплатой. – И он бережно, словно держал в пальцах живой цветок, протянул перстень Божене. – Прощайте.

И ни слова больше не говоря, Луиджи, уже успевший изучить дом Божены, вышел из мастерской.

Вскоре она услышала, как за ним закрылась входная дверь.

Божену так напугал этот визит, что впору было опять идти к священнику. Но она понимала, что не сделает этого. «Решила довести все до конца – найди в себе силы», – сказала она самой себе и вдруг, рыдая, опустилась в кресло, в котором только что сидел Луиджи. Несмотря ни на что, ей не хотелось, чтобы он уходил.

Время шло, а Луиджи не появлялся.

Божена пыталась отвлечься от ожидания: она гуляла, ходила по магазинам, покупая какие-то вещицы для дома, а однажды вечером даже попробовала вязать – и вскоре в Прагу отправилась посылка, наполненная подарками для Богумила: очаровательными пинетками в форме рыбок, вязаными кофточками, ползунками. Напоследок Божена придумала и связала огромную пчелу, которую можно было повесить в детской или использовать как подушку. На это ушло много черной и желтой пушистой пряжи, которую она несколько раз подкупала в небольшом магазине. Она специально выбрала дальний магазинчик и ходила туда раз в несколько дней: это тоже помогало развеяться.

Когда вязать надоело, Божена решила, что ей надо заняться своими нервами, и вообще подумать о здоровье. Она начала рано вставать, еще в постели включая свою любимую музыку – дивертисменты Моцарта, и шла принимать холодный душ. Затем, медленно выпив стакан сока на пронизанной солнцем или жемчужно-матовой от утреннего тумана веранде, одевалась по-спортивному и выходила на набережную. Спортивный стиль Божена открыла для себя недавно и теперь радовалась тому, как молодо и подтянуто ощущается ее тело под модной яркой тканью. А потом садилась на пароход и добиралась до Лидо.

Море успокаивало и ободряло. В погожие дни она наблюдала за тем, как прилив посылает на берег невысокие, длинные, равномерно набегающие на холодный зимний песок волны. Затем завтракала на террасе одного из многочисленных пансионатов, разбросанных по побережью. Она облюбовала этот пансионат из-за скрипача, который по утрам играл на продуваемой свежим воздухом террасе. Когда высокий скрипач с выразительным и нервным лицом прижимал хрупкую скрипку к своему плечу, Божена замирала: музыка и море врачевали ее душу, но они же заставляли с тревогой и надеждой думать о том, что Луиджи вернется, обязательно должен вернуться…

Когда же холодный зимний ветер пронизывал Венецию насквозь и трепал воду в каналах, как лохмотья старой нищенки, Божена, чтобы не оставаться наедине со своей тревогой, шла в недавно открытый ею для себя солярий на соседней улице. Раньше она никогда не пробовала посещать подобные места. Но теперь ей нравилось заботиться о себе, о своем теле, помнившем ласки мужчины, встречи с которым она так жаждала и так боялась. Божена с удовольствием плескалась в бодрящей голубоватой воде бассейна, где играла с перламутровым мячиком и плавала на спине, а потом отдавала свое тело сильным и умелым рукам массажистки, ощущая все это как подготовку к новой встрече с Луиджи, о котором она, не привыкшая проводить столько времени в праздности, думала теперь почти непрерывно.

А ему, чтобы приблизить желанное объяснение с Боженой, оставалось только одно: добыть деньги. Но как заработать такую сумму в венецианское межсезонье? Для этого нужно было придумать что-нибудь совершенно из ряда вон выходящее, какой-то абсолютно сногсшибательный сюжет… А потом, пользуясь хорошей репутацией на телевидении, он мог бы попытаться заключить контракт не с местной, а с национальной телекомпанией – и тогда все будет хорошо! Луиджи не сомневался в успехе. Ведь даже одного гонорара, полученного в Риме за удачный репортаж, было бы достаточно, чтобы выкупить перстень. Правда, нужно еще привести в порядок его холостяцкую квартиру – просторную, светлую, но необыкновенно запущенную после отъезда матери.