Полина Поплавская - Вечер в Венеции

Не стесняясь в волнении наблюдающего за ней Луиджи, Божена, увлеченная обстановкой, легко коснулась кончиками пальцев прохладных фарфоровых фигурок, которые, не замечая ровного шуршания часовых стрелок, предавались своему сладкому объятию, подошла к чудесной голубизны гобелену и вдруг прильнула щекой к нежному шелку. В это мгновение у Луиджи помутилось в глазах.

Он с трудом заставил себя остаться на месте, чтобы не вспугнуть Божену напором своей страсти, рвущейся наружу. Словно оживляя его недавние фантазии, Божена плавно двигалась по комнате… На ходу она подцепила из тонкостенной чаши орешек – и Луиджи слышал, как он маняще хрустнул, прежде чем растаять на ее языке. Она долго не отрывала глаз от луноподобной тарелки, что-то ей неуловимо напомнившей, а потом, опьяненная впечатлениями, сама не замечая и не задумываясь, что делает, медленно потянула за янтарный замочек, расстегивая молнию своего мягкого шерстяного жакета, и принялась вылезать из его рукавов, наклоняя плечи то вправо, то влево. Луиджи сжал за спиной руки, наблюдая, как мягко ходят ее лопатки под тонким трикотажем светлого платья, как нежно прорисовываются под ним холмики ее позвонков. Думая о своем, Божена рассеянно оглянулась, ища, куда бы пристроить жакет, а потом чуть отошла назад и, положив его на двойное кресло, присела рядом. Но тут же, будто вспомнив о чем-то, она встала и вопросительно взглянула на Луиджи. Тот постарался как можно спокойней улыбнуться в ответ и чуть срывающимся, больше обычного хриплым голосом оживленно предложил ей приступить к ужину.

Свечи над столом зажглись, и по голубоватой скатерти забегали теплые блики. Божена поднесла к губам старинный бокал, который Луиджи наполнил своим любимым кьянти, но вдруг, отдернув руку и немного пролив вино на скатерть, она неловко извинилась и смущенно попросила налить ей соку. Луиджи дотянулся до кувшина и, больше глядя на Божену, чем на стол, налил в ее стакан гранатовый сок.

Черный муранский стакан стал на просвет пурпурным и, чуть дрожа в руке Божены, повис над столом. Но поставив и его, Божена вдруг встала и ни слова не говоря вышла в прихожую. Луиджи вскочил со стула и, ругая себя за то, что в пылу своей страсти совершенно забыл о страхах любимой женщины, уже собирался бежать за ней, опасаясь, что Божена сейчас попросту покинет его дом… Но она уже появилась в дверях гостиной, держа в руках маленькую бархатную шкатулку.

– Я принесла перстень с собой, – тихо сказала она и, присев на прежнее место, поставила шкатулку на стол и пододвинула ее к Луиджи. Он, перехватив ее руку, на мгновение удержал ее в своей, а потом, как и Божена несколькими минутами раньше, ни слова не говоря вышел из гостиной – но не в прихожую, а в другую дверь.

В соседней комнате сначала что-то зашуршало, потом Божена услышала звук передвинутого стула, скрип каких-то пружин – и Луиджи вернулся, тоже держа в руках шкатулку. В отличие от Божены, он не сомневался ни в чем и торопил время: прежде чем осуществятся его мечты, ему нужно успокоить Божену и, все наконец объяснив ей, превратить устрашающую неизвестность в занятную старинную историю.

Много думая в последнее время о тех необычайных совпадениях, которые сопровождали их знакомство и так пугали Божену, Луиджи решил пойти по самому простому пути – и оказался прав. Он тоже побывал в квестуре и, воспользовавшись удостоверением репортера, легко получил доступ в хранилище. Не слишком надеясь на удачу, он все-таки решил попытался найти там хоть что-нибудь, связанное с делом Америго Америги, о котором узнал, подслушав исповедь Божены. И, перерыв за полдня целую кучу списанных муниципальных архивов и наглотавшись пыли, Луиджи наткнулся на старую толстую папку, которая содержала в себе подшивку протоколов благотворительных аукционов, проведенных городской администрацией с начала до середины века. Воодушевленный находкой, Луиджи, громко чихая от пыли, внимательно пересмотрел все протоколы и обнаружил-таки в одном из них подробно описанный «перстень, проходивший по делу золотых дел мастера Америго Америги и выставленный на 30-м благотворительном аукционе по истечении срока хранения». Этот перстень был куплен венецианкой по имени… – Луиджи вздрогнул, Сильвия Бевилаква!

Сомнений не было: перстень вместе с конфискованными как вещественное доказательство авторскими эскизами когда-то приобретен его матерью. Посмотрев на дату, Луиджи удивился еще больше: в графе «продано» стоял год его рождения. И тогда он понял: «Так вот почему она оставила его мне! На счастье, как талисман! И наверное он был оплачен тем неизвестным, которого я мог бы назвать своим отцом…»

То, что он узнал, разумеется, взволновало Луиджи, но в то же время не оставило ни капли таинственности во всей этой запутанной истории. Если, конечно, не считать вмешательства самого Провидения, которое свело Луиджи с Боженой тем зимним утром на площади Сан-Марко.

…И сейчас, сидя напротив Божены, Луиджи медленно открыл сначала шкатулку, принесенную ею, а затем свою. Божена, не решаясь взглянуть на то, что он делает, опустила глаза. А Луиджи достал из маминой шкатулки перстень и, положив кисть Божены на свою горячую ладонь, сначала поцеловал ее безымянный палец на левой руке, а потом, боясь, что перстень окажется не в пору, медленно стал надевать его на ее палец. Божена не поднимала глаз, но Луиджи чувствовал, как дрожит ее рука.

Надев перстень, Луиджи встал и отошел от стола. Божена открыла глаза. Она посмотрела на свою руку, и странная тень пробежала по ее лицу. Ее рот приоткрылся, скулы и бледные щеки стали пунцовыми. Будто не доверяя глазам, она прижала палец с перстнем к щеке, потом поднесла близко к лицу, отпрянула от собственной руки, вскочив из-за стола, и вновь застыла, далеко отставив левую кисть. Не снимая перстня, она жалобно взглянула наконец на Луиджи, потом порывисто вернулась за стол, и, пододвинув к себе бокал с вином, легко коснулась лилии на руке. Цветок плавно распустился. И Божена, уже ничему не удивляясь, быстро поднесла руку к бокалу, чуть встряхнула левой кистью, будто стряхивая легчайшую цветочную пыльцу, – и из перстня в вино просыпался белоснежный порошок. В комнате было так тихо, что Луиджи услышал, как зашипело вино в бокале, хрустнули сжимающие тонкую хрустальную ножку пальцы Божены, – а потом она резко отвернулась от него и, высоко запрокинув голову, выпила содержимое бокала. В следующую секунду она вздрогнула всем телом и лишилась чувств – Луиджи едва успел подхватить ее обмякшее тело и вместе с ним опустился на пол.

Засыпав накануне их встречи в тайник перстня шипучий аспирин, он вовсе не рассчитывал напугать Божену – все это должно было лишь рассмешить ее после того, как, выслушав его рассказ и изучая его подарок, она заглянула бы в тайник.