Полина Поплавская - Уроки любви

– Все прошло, – привел ее в чувство ласковый голос, и Паблито снова спокойно встал у стены. Джанет трясло, как в лихорадке, ей было даже страшно расспрашивать его, – лучше уж было не знать никаких подробностей. Девушке хотелось только одного – закутаться в жалкий шерстяной плед и забиться в самый дальний угол, ничего больше не видя и не слыша. Но она слышала, как громко, на всю комнату, стучало ее сердце.

– Ты хочешь, чтобы я вошел в тебя? – раздался над самым ее ухом вопрос Паблито, произнесенный ничуть не изменившимся тоном. Джанет невольно отшатнулась, стараясь вжаться в стену как можно плотнее. – Видишь, твое желание оказалось так ничтожно, что ему помешало даже внешнее. Как же я могу разделить его с тобой? – И Паблито пошел к выходу, сверкнув на прощание своими зубами цвета слоновой кости: – Не бойся: тигра больше не будет.

Наутро, проснувшись очень поздно, Джанет первым делом надела светлую рубашку и брюки, пообещав себе, что вчерашнего не повторится никогда. Она даже заплела в небрежную косу волосы и, чувствуя себя легкой и освобожденной от всех плотских желаний, отправилась на дальнюю речку рисовать. К ее удивлению, она не обнаружила там никаких признаков вчерашнего веселья, да и следов обитаемости вообще. Селение было так же пусто и безжизненно, как то, в котором жила она. Но думать об этом ей было уже неинтересно, ибо слишком властно манили к себе чуть припорошенные белой пылью валуны. Под ее тонкими пальцами в хаосе точек, пятен и штрихов появлялись надежда, страсть, страх, обида – и вчерашние чувства, выраженные в этих непонятных на первый взгляд картинах, окончательно покидали ее сознание, оставляя лишь силу руки и точность глаза. Уже несколько камней были расцвечены галькой, под жарким солнцем мгновенно приобретающей благородный тускловатый налет древности, как внимание Джанет отвлек плеск воды, раздавшийся где-то рядом. Заслонившись от палящих лучей, она взглянула в ту сторону и обомлела: по щиколотки в воде в сиянии бьющего ему в спину солнца шел Паблито, высоко и победно вскинув вверх руки. Узкие черные кольца охватывали его лодыжки и запястья, на шее, издавая громкий шорох и переливаясь, висело ожерелье из перламутровых пластин, и невиданный желто-красный цветок был вплетен в смоляные завитки внизу живота. Он шел, как лесной бог, чуть раскачиваясь и блаженно прикрыв глаза. Джанет, не отрывая глаз, опустилась на горячую сухую землю и до боли вонзила ногти в перепачканные ладони. Паблито, слепо улыбаясь, шел к ней.

– Это нечестная игра, дон Пабло! – не выдержав, воскликнула она.

– Любая игра нечестна. Но я хочу, чтобы ты поняла: игры нет вообще. – Он сделал к ней еще шаг, так что на девушку явственно пахнуло прохладой и влагой его словно выросшего из воды тела; цветок ритмично покачивался прямо на уровне ее лица.

– Нет. Нет! Нет! – Больше она не даст себя обмануть.

– Правду ли говоришь ты и на этот раз?

– Оставьте меня! – крикнула Джанет и бросилась прочь, к своей хижине.

Весь остаток дня она со страхом ждала появления Паблито, собирая все свои силы. Ей казалось, что она прошла уже так много, настолько научилась владеть собой и понимать свои самые тонкие, самые незаметные внутренние движения; больше того, она открыла в себе жажду творца, которая вполне могла поспорить с единственной до сих пор владевшей ею страстью. И вот теперь, несмотря на все это, она не в силах справиться с примитивным физическим влечением! Неужели уроки прошли впустую!? И Джанет в первый раз решилась уйти в себя без помощи своего учителя. Она вышла на поляну за домом и, как учил ее Паблито, разделась и легла, раскинув руки и ноги, принимая в себя воздух – и мир. Тело заполнила пустота, очищающая и уносящая в иные края. А когда она вернулась обратно, то увидела сидящего рядом с ней Паблито все в том же первозданном костюме.

– Замечательно, Джанет. Это большой шаг. Но не останавливайся. Никогда не останавливайся на достигнутом, иначе ты покатишься вниз. А путь в себя бесконечен.

Несколько дней после этого они усиленно занимались, и Джанет перестала замечать обнаженное мужское тело, то и дело касавшееся ее. Только в глубоком сне оно все-таки возникало перед ней, дразня и тревожа. Но днем она сама не помнила этого и потому вспыхнула, когда как-то утром Паблито вдруг сказал ей:

– Зачем ты прячешься в сны? Зачем лгать себе, когда желаемое рядом? Ты воруешь сама у себя.

– Но я боюсь ошибиться.

– Ошибаться можно только во внешнем.

– Значит?..

– Да. Но не спеши.

Целый день они провели в сельве, где Паблито учил ее ловить руками маленьких капуцинов [38]и качаться на длинных и прочных лианах-эпифитах, и в этих полуиграх-полуохотах его сухое гладкое тело то и дело ласкало тело Джанет то скользящим движением бедра, то жарким дыханием, и, каждый раз вздрагивая, девушка ощущала, что ее тело звенит предвкушением счастья и упоительных открытий. Когда солнце стало медленно садиться за края далеких неясных гор, Паблито пробежал пальцами по телу девушки с ног до головы, словно играя на каком-то неведомом инструменте.

– Пора, – прошептал он.

Медленно они вошли в хижину, и Паблито, не говоря ни слова, сел на так и не убранную с утра постель. Поза лотоса еще раз подчеркнула стройность его спины и упругость широко развернутых плеч.

– Сядь и ты. Разденься и сядь. Точно так же, как я. А теперь положи руки мне на плечи и смотри в глаза. – Легкие и в то же время уверенные руки коснулись хрупких плеч девушки. – Любишь ли ты меня?

– Да.

– Хочешь ли?

– Да.

– Веришь ли?

– Да.

С каждым произнесенным «да» глаза индейца все стремительней наливались тем звериным прозрачно-зеленым огнем, который зажег ее душу и тело еще в той, другой жизни на далеком, почти несуществующем теперь для Джанет континенте.

– Смотри же в глаза, смотри, смотри…

И Джанет смотрела, с остановившимся сердцем читая в них еще неведомую ей любовь, любовь не цивилизованного европейца, всегда так или иначе отделяющего чувство от жизни, а всю до конца отдаваемую любовь существа, сознающего себя лишь частью огромных бесконечных миров. Жар, исходивший от него, проходил через ее тело сверху вниз, возвращался обратно через их соприкасавшиеся колени и вновь вливался в ее кровь, утроенный его силой и чувством. Огненное колесо жизни уносило ее, и, поддаваясь его движению, она невольно опустила глаза на его источник… И невольный вопль ужаса вырвался из ее полураскрытых губ – меж смуглых бархатистых бедер индейца восставало нечто патологически огромное, чему трудно было даже дать название, и оно под взглядом задохнувшейся от страха Джанет все росло, заполняя собой пространство между ними, и от плавного наклона Паблито уже касалось ее лона, которое не могло вместить его. И когда оно накрыло собой весь ее живот, Джанет упала навзничь, понимая, что это – смерть. Теплая капля коснулась ее груди, и она потеряла сознание.