Эбби Дрейк - Милые женушки

Винсент посоветовал ей разузнать все в деталях.

«Винсент», – подумала она. Если бы только Боб умер раньше, чем Винсент занялся Иоландой. Может быть, у них был бы шанс.

И все же о ней «позаботятся» – Боб не мог лгать. Но что она будет делать? Какой смысл оставаться в Нью-Фоллсе, если она лишится мужа? Лорен сможет купить квартиру в городе, наверное, это будет даже здорово. У нее остались друзья на Нантакете, хотя когда не сезон, их там нет. Они уже постарели, как и она, а значит, ее ждет мир и покой. Единственная проблема – семейным домом вот уже несколько лет управляет Грейси, а она не очень-то привечает гостей. Те несколько раз, когда Лорен удавалось уговорить Боба поехать туда, они останавливались в «Джаред-кофи-хауз» в центре города.

Хватит ли денег, оставшихся от Боба, на покупку коттеджа на этом острове, который стал таким дорогим?

Не успела Лорен закончить сортировать свои возможности, как вернулась Кэролайн с бутылкой «Сан-Пеллегрино» в руках.

– Пластик, – заметила она, поднимая два стакана. – Так положено в больнице.

По дороге в больницу Кэролайн сказала, что лучше, если бы у Боба был сердечный приступ, а не удар.

– Эта реабилитация, – сказала она. – При всем при том никогда не знаешь, чего ждать.

Пока что никто ничего не объяснил по поводу случившегося, чтобы Лорен, если что, знала, чего ей ждать. Кэролайн налила воды и дала подруге стакан.

– Еще долго? – спросила Лорен, словно Кэролайн о больницах знала больше, чем о фондах.

– Я сделала все, что в моих силах. С ним там лучшая бригада.

«Лучшая бригада», несомненно, означала самых дорогих врачей, врачей, обязанных Кэролайн за ее заботу о празднике, врачей, конечно же, с нетерпением ожидавших этого события, которое произойдет в ближайшую субботу.

В ближайшую субботу? Боже, будет ли правильно, если Лорен пойдет туда, при том что Боб может умереть или ужасно ослабеть?

Она пила воду, болтая ногами под кожаным креслом и пытаясь не думать о «Карле Лагерфельде» светло-персикового цвета, висящем у нее в шкафу. Она купила его месяц назад, чтобы надеть на праздник и заставить Винсента сожалеть о том, что он предпочел Иоланду.

– Боб всегда мог позаботиться о себе, – сказала Кэролайн, прервав мысли Лорен. – Как это несправедливо!

Лорен ничего не ответила. В конце концов, они обе знали, что в мире есть вещи куда более несправедливые, чем смерть Боба Халлидея.

Внезапно она перестала качать ногами.

– У меня была интрижка, – коротко сказала Лорен. – Я рассказала Дане.

Кэролайн оставалась невозмутимой.

– Это не конец света, Лорен. У многих бывают интрижки.

– Может быть. Но их бывших любовников не убирают. – Она не хотела ей рассказывать. Или хотела?

– Только не говори мне, что ты имеешь в виду Винсента Делано.

Лорен не ответила.

– Боже мой, Лорен! О чем ты думала? Этот человек был отвратителен!

Прежде чем Лорен смогла объяснить, о чем она все-таки думала, в проходе появился мужчина, одетый в зеленые шаровары и халат.

– Миссис Халлидей? – спросил он. – С вашим мужем все в порядке.

Взгляд Лорен метнулся от человека в шароварах к Кэролайн, а потом снова к человеку в шароварах.

– В порядке?

Кэролайн выступила вперед.

– В порядке? – спросила она.

Врач кивнул:

– Это не сердце. Это был удар. Все органы в порядке. Мы проведем еще несколько тестов, но сейчас могу сказать, что скорее всего у него случился приступ паники.

– Приступ паники? – одновременно спросили Лорен и Кэролайн.

Затем Кэролайн добавила:

– Но это невозможно. О чем Бобу Халлидею беспокоиться? – Никто из женщин не предположил, что это может быть из-за того, что он узнал о своей жене и Винсенте.

Врач улыбнулся и снова взглянул на Лорен:

– Если хотите, можете к нему зайти, он просил.

Бриджет надела рубиново-красную кофточку и подходящие капри с гейшами на каждой штанине, искусно раскрашенные вручную яркими, сочными красками. Ее «пижаму» дополняли черные туфли из перьев марабу и черная выгоревшая бархатная шаль. Она спрятала все это под длинным черным пальто со складками и поясом – на случай, если вдруг столкнется с Рэндаллом или Эйми, приходя или уходя. Садясь в машину, она мельком взглянула на Дану.

– Если уж и приходится делать химиотерапию, – сказала она, – лучше делать ее стильно. – Она не стала добавлять, что это ее облачение лучше всего подходит для того, чтобы скрыть приливы, которые одолевали ее каждый божий час, и что немного глупости помогает ей не думать о Люке.

Когда они пришли в процедурный кабинет («Кабинет для вливаний», – поправила ее медсестра, на что Бриджет ответила: «Qoui que, какая разница») и Бриджет сидела в кресле с катетером в руке, она сказала:

– Я подумала, что неплохо было бы сейчас сделать педикюр.

Дана засмеялась:

– Сейчас?

– Да. Сейчас.

– Сейчас? Извини, но сейчас ты немного занята.

– Вообще-то нет. Все, что мне нужно делать, – это сидеть здесь ужасно долго. Поэтому я и захватила с собой масло для кутикулы, кусачки и лак.

Дана улыбнулась уголком рта:

– И?..

– И – не хочешь помочь больной раком и сделать ей педикюр?

Дана снова засмеялась:

– Наверное, это будет лучше, чем читать старый номер «Пипл».

– Здорово. У меня все в сумке. Это отвлечет меня, и я перестану представлять себе собственную безволосую голову или думать о том, что я до смерти боюсь.

Дана закрыла глаза.

– Бриджет… – начала она, но горло неожиданно перехватил спазм, и слезы подступили к глазам. – И я тоже. – Затем она придвинула ближе сумку Бриджет, достала оттуда прозрачную виниловую сумочку, наполненную принадлежностями для педикюра, и попыталась не думать о своей матери и о том, что ей, наверное, тоже было страшно.

Трудно поверить, что всего восемь дней назад Кэролайн привечала своих друзей (и тех, кто хотел ими быть) на своем весеннем рауте. А теперь Лорен была права – с момента убийства Винсента город накрыла какая-то пелена.

Перед тем как уходить из больницы, Кэролайн решила заглянуть в комитет по связям с общественностью, чтобы проверить, как идут последние приготовления: она планировала провести окончательный «подсчет голов» в среду, хотя теперь предстоящий праздник перестал иметь какое-то значение для нее.

Перестал?

Совершенно, как ни ужасно ей было признаться в этом самой себе.

Поднявшись на лифте на третий этаж, она начала путешествие по коридорам с уверенностью человека, который никогда не боялся больниц, не стонал от боли, никогда не падал в обморок при виде крови. «Обморок – признак слабости», – как-то сказала она Хлое, хотя и не была уверена, слушала ли дочь когда-нибудь то, что она ей говорила, а если слушала, то как же она тогда умудрилась упустить Ли.