Диана Чемберлен - Карусель памяти

В зале на несколько минут наступило молчание. Глядя на лица репортеров, Джон понял, что, может быть, в первый раз они стали сомневаться в скользком и правдоподобном опровержении Паттерсоном обвинений Ванессы.

Второй репортер, тучный пожилой мужчина, поднялся со своего места.

– Как вы можете объяснить, что Зэд Паттерсон сделал законопроект о защите прав жертв насилия своим любимым законопроектом? – Мужчина хрипел от одышки, когда говорил. – Не говоря уже о всех его благотворительных акциях для детей и женщин?

Клэр наклонилась к подставленным ей микрофонам.

– Только сам сенатор может ответить на этот вопрос, – сказала она. – Я могу догадываться, но на этой конференции предпочитаю держаться того, о чем знаю наверняка.

Чернокожая женщина, сидящая в среднем ряду, встала.

– Вы сказали, что вы, – женщина посмотрела в свои записи, – ударили сенатора Паттерсона ножом для резьбы по дереву. Насколько серьезна была рана и в каком месте?

– Он был ранен внизу живота или в пах, и я помню, что крови было много, – сказала Клэр. – Тем не менее я не знаю, была ли эта рана серьезной.

Джон украдкой посмотрел на Ванессу, сидящую слева. Ее круглые голубые глаза смотрели на Клэр. Пальцы правой руки были прижаты ко рту, в то время как левой рукой она вцепилась в руку своего мужа на столе.

Вопросы продолжались еще несколько минут, скептические вопросы, которые не скрывали изумления тех, кто их задавал. Было ясно, что Клэр потрясла репортеров в этом зале. Было неясно, поверили ли они ей или нет. Но Джон считал это неважным.

Стив Экерсон неожиданно поднялся с места и потянулся через Клэр к микрофону.

– Это все вопросы, на которые сегодня миссис Харти-Матиас может ответить, – сказал он. – Спасибо за то, что пришли сюда.

Клэр подняла руку, чтобы заставить репортеров не покидать своих мест. Было понятно, что она хотела что-то еще сказать им.

– Не знаю, было ли для меня счастьем, или совсем наоборот, то, что я блокировала эти воспоминания в своем мозгу все эти годы, – сказала она. – Все, что я знаю, это то, что моей сестре пришлось страдать за нас обеих. – Она посмотрела в направлении Ванессы. – Я чувствую, что давно настало время мне нести свою часть этого тяжкого бремени.

Стив положил руку на плечо Клэр, разворачивая ее и подталкивая из зала в коридор. Ванесса и Брайан последовали за ней, следом ехал Джон в своей инвалидной коляске. Когда Джон добрался до коридора, Ванесса и Клэр обнимались. Ему очень хотелось прикоснуться к Клэр, сказать ей, как сильно он восхищен тем, что она сделала, но он понял, что ему придется ждать своей очереди. Похоже, что пройдет немало времени, пока эти две сестрички перестанут обниматься.

Маклин

Она оставила некоторые вещи в городском доме Рэнди. Несколько предметов одежды, несколько книг и несколько пластинок – в основном Шопен, которые определенно не нужны Рэнди, да и у нее самой остался лишь Слабый к ним интерес. Рэнди ждал внизу, пока она укладывала вещи в комнате для гостей. У него был включен телевизор, и она могла различить звуки дневных новостей. Она знала, что было в центре внимания – об этом передавали все утро: Пенни Паттерсон приняла почти смертельную дозу снотворного. Ее нашла в своем доме в Пенсильвании подруга очень поздно прошлой ночью. Раньше Пенни позвонила подруге в полном отчаянье, повторяя снова и снова: «У Зэда есть шрам. У Зэда есть шрам». Никто не сомневался, что шрам, о котором она говорила, остался от удара, который давным-давно нанесла ему ножом для резьбы по дереву перепуганная и разъяренная маленькая девочка. Чувство свершившегося возмездия не заслонило симпатии, которую Клэр чувствовала к Пенни Паттерсон.

Давно, в феврале, Клэр взяла у Рэнди бумажный спортивный свитер. Когда она вошла в спальню, чтобы вернуть его, то могла слышать, как внизу, в кухне он гремел сковородками и кастрюлями. Кэри должен приехать во второй половине дня. Они с Рэнди собирались печь печенье, сказал ей Рэнди, чтобы отпраздновать наступление весны. Она была рада, что Кэри приезжает. Рэнди будет легче, если с ним сегодня будет его сын.

Она выдвинула средний ящик его комода, где лежали его рубашки и водолазки, и заметила сложенный листок бумаги, засунутый между рубашкой и стенкой ящика. Она вытянула бумажку из ее укрытия. Она была покрыта крошечными буквами, написанными зелеными чернилами, и подпись на конце листа заставила ее задохнуться. «Твоя сестра, Марго».

Она медленно опустилась на край кровати и, развернув лист на коленях, начала читать.

«Дорогой Рэнди,

Тебе всегда не нравилась эта рамка для фотографии. Когда ты давал мне эту фотографию, ты сказал, что ее нужно вставить в лучшую рамку, и ты каждый раз об этом упоминал, когда навещал меня. Но ты так и не привез новую рамку. Поэтому я представляю, что когда тебе отдадут фотографию, рамка достаточно тебе надоела, чтобы ты ее сменил, и когда ты снимешь эту старую рамку, оттуда выпадет это письмо. Я надеюсь, что ты найдешь это письмо, лучше поздно, чем никогда.

Ну, могу поспорить, что ты удивлен, что я и в самом деле слышала то, что ты говорил мне, когда меня навещал. Ты, вероятно, думал, что я не слушаю, но это единственное, что мне удается, Рэнди. Слушать. И я слышала каждое слово, которое ты мне говорил хоть когда-нибудь. И что говорил Чарльз. Чарльз – всегда со мной, и он часто со мной говорит. Я понимаю, что ты, может быть, подумаешь, что это – сумасшествие, но мне все равно. Чарльз – тут. Я не вижу его, но я его слышу. Он по-прежнему говорит своим детским голоском. Он все время говорит о том, как хорошо там, где он теперь, как там спокойно. И там все время музыка. Я знаю, что он хочет, чтобы и я пришла туда, но он не очень настаивает. Я думаю, пришло время, поэтому я и пишу это письмо. Я не могу оставить его кому-то, чтобы его передали тебе, потому что важно, чтобы только ты увидел его. Только ты и я знаем, что на самом деле произошло тем вечером. Чарльз и я прощаем тебя. Возможно, мне следовало бы сказать тебе об этом когда-нибудь вслух. Может быть, это тебе помогло бы. Я почти что сделала это однажды, когда ты плакал, когда пришел навестить меня. Помнишь? Но почему-то я никак не могла найти слов. Мне просто хотелось бы дожить до того времени, когда ты сам себя простишь, Рэнди. Я не думаю, что ты можешь быть по-настоящему счастлив до тех пор, пока ты этого не сделаешь.

Смерть Чарльза сделала с тобой то же, что и со мной. Она заставила нас бояться полюбить кого-нибудь, ведь правда? Я – тут, где мне не приходится беспокоиться об этом. Но у тебя ведь был шанс, и ты им не воспользовался. Эти подружки, о которых ты мне говорил. Те, с которыми ты порывал, когда думал, что слишком к ним привязываешься. Это было так давно – могу поспорить, что ты удивлен, что я помню об этом! И Льюэн. Ты думаешь, что она оставила тебя из-за твоего больного сердца, но я-то знаю, какой ты. Ты, вероятно, не дал ей почувствовать, что ты действительно ее любишь, не так ли? Никогда не подпускал ее близко, настолько, чтобы она почувствовала себя любимой. Ты так боишься, что у тебя с кем-нибудь это получится, Рэнди. Я надеюсь, что ты не ведешь себя подобным образом со своим маленьким мальчиком. Кэри, правильно? Однажды ты показывал мне его фотографию, но я не стала на нее смотреть, помнишь? Я боялась, что он может быть похож на Чарльза.