Диана Чемберлен - Карусель памяти

– Я люблю тебя, Матиас, – сказала она, прижимаясь к нему ближе, чувствуя себя в безопасности и не опасаясь приближающихся снов.

В следующий понедельник погода стала холодной, и угроза снегопада нависла в низких тучах утреннего неба, когда Клэр отправилась в полуторачасовую поездку в больницу «Эйвери». Старое кирпичное здание казалось осевшим в хмуром свете дня, когда она въехала на стоянку автомашин. Она почувствовала сострадание к Марго, как почувствовал бы на ее месте любой, кому пришлось бы заглянуть в этот наводящий уныние дом.

Разговор по телефону с Джинджер Стерн, социальным сотрудником, поначалу не получался. Джинджер с неохотой говорила о своей бывшей пациентке, до тех пор пока Клэр не стала общаться с ней на профессиональном уровне. Клэр сказала, что она тоже социальный работник, хотя это было не совсем правдой. Она и Джон, оба проходили специализацию по социальной работе в Католическом университете штата Вашингтон, недалеко от места их теперешнего жительства. Однако в то время как Джон окончил курс с наградами, Клэр едва справилась с программой, чтобы получить диплом. Среди своих преподавателей она завоевала репутацию молодой женщины, мысли которой слишком витают в облаках, чтобы воспринимать реальность. Оценивая ее способности, один из профессоров написал: «Мисс Харти не в состоянии понять, что при каждодневном общении люди не всегда думают друг о друге с лучшей стороны. Такое отношение может помешать ей оказывать требуемую помощь ее клиентам». Как определил один из ее сокурсников более кратко и высказал это ей в лицо: «Ты – ужасно хороший человек, Клэр, но социальный работник из тебя – никакой». Клэр пожала плечами на его замечание, точно так же, как она это делала, когда не хотела чего-нибудь слышать.

В высшей школе она специализировалась на реабилитационной терапии, где ее позитивное отношение к жизни было оценено выше, в то время как Джон работал над вторым дипломом по административной работе в здравоохранении. И только упоминание его имени способствовало ее встрече с Джинджер Стерн.

– Джон Харти-Матиас? – воскликнула Джинджер. Очевидно, она не обратила внимания на это имя, когда его назвала Клэр, представляясь. – Из фонда?

Как оказалось, брат Джинджер участвовал в одной из реабилитационных программ, субсидируемых фондом. Она знала историю основания фонда: молодой человек, работающий в реабилитационном центре, получил в наследство миллионы долларов, когда ему исполнилось двадцать пять лет, – деньги, которые были оставлены ему под опекой, когда его родители погибли в авиационной катастрофе. Он тратил мало денег на себя, свою жену и ребенка, вместо этого его миллионы текли рекой в развитие фонда «Харти-Матиас».

В устах Джинджер Джон был каким-то народным героем. Но это не имело значения. Клэр была тут, на стоянке у больницы «Эйвери», готовая встретиться с человеком, который знал Марго Сент-Пьер, возможно, лучше, чем кто-нибудь другой.

Джинджер ожидала ее внутри, в больнице. Энергичная блондинка, и гораздо моложе, чем ожидала Клэр, – может быть, на несколько лет моложе Марго. Несмотря на молодость, у нее был весьма самоуверенный вид. Клэр пошла за ней в небольшой кабинет без окон. Джинджер села за массивный стол, а Клэр заняла единственный в комнате стул – маленький деревянный стул-качалку, который выглядел, как будто его нашли на барахолке.

Клэр опустила руки на колени.

– Сейчас, когда я здесь, я не совсем уверена, что же я хочу услышать, – сказала она с извинением в голосе. – Просто не могу не думать о ней.

– Это можно понять, – сказала Джинджер с улыбкой. – Я слышала, что вы вышли к ней за поручень моста. Я не могла поверить, что кто-нибудь сможет поступить так.

– В такой ситуации обычно не думаешь…

Джинджер посмотрела на нее с любопытством.

– Вы ведь знаете, что в том, что произошло, нет вашей вины, не так ли?

Клэр вздохнула.

– В определенном отношении я понимаю, что это – правда. Но если бы я смогла удержать ее, заставить подождать несколько секунд. Полиция была так близко.

– Вы же пытались. И это гораздо больше того, что на вашем месте смогли бы сделать девяносто девять процентов людей. А Марго… – Она покачала головой. – У Марго на этот счет было собственное мнение. – Джинджер вздохнула и подвинулась к краю сиденья, как будто собиралась встать. – Вы хотите заглянуть в ее комнату? – спросила она.

Клэр кивнула. Она оставила свое пальто на кресле-качалке и вышла за Джинджер из кабинета. Они прошли по длинному темному коридору, стены которого были выкрашены в бледно-зеленый цвет с грязноватым оттенком. Она припоминала кое-что, чему их учили в колледже, что-то о том, что цвета используют в психиатрических заведениях, чтобы воздействовать на настроение пациентов. Она удивилась, неужели этот цвет мог способствовать поднятию духа? Определенно, он может вызвать только депрессию.

– Марго была больна долгое время, – говорила Джинджер по пути. – С тех пор, как потеряла своего брата на мосту. После этого о ней заботилась ее мать, но, когда она умерла, отец отправил ее сюда. Он просто не смог с ней справиться. Он навещал ее время от времени, но и он умер год назад. – Она открыла одну из дверей, которые располагались по обе стороны коридора, и отступила, пропуская Клэр. – Это была ее комната.

Комната представляла собой небольшой прямоугольник с двумя одинаковыми кроватями, двумя ничем не отличающимися друг от друга ночными столиками и двумя небольшими приземистыми шкафами для одежды. Выгоревшие зеленые стены в ближней части комнаты были увешаны афишами Элвиса Пресли, а три разноцветные подушки на постели украшены его изображениями.

– Она была поклонницей Элвиса? – недоверчиво спросила Клэр.

– Нет. – Джинджер засмеялась. – Эта половина комнаты принадлежит Нанни. Нанни была соседкой Марго.

Клэр перенесла свое внимание на половину Марго. Стены были голыми, кровать аккуратно застелена тонким зеленым покрывалом.

– Так вещи Марго уже убрали, наверное?

– Ну, на самом деле, нет. – Джинджер прошла по комнате к кровати Марго и провела рукой по покрывалу. – Марго не любила украшательства. Она никогда ничего не вешала на стены, по крайней мере, в течение этих двух лет, пока я тут работаю. У нее всего-навсего была только одна фотография. – Она открыла ящик ночного столика, чтобы вытащить фото в рамке, которое она и вручила Клэр через постель Нанни.

Это был семейный портрет, выгоревший, пять на семь, черно-белый, сделанный, без сомнения, фотографом-любителем. Мужчина и женщина стояли на ступеньках белого дома, размер и форму которого невозможно было определить из-за того, что объектив был установлен под углом и довольно близко. Перед этой парой стояло трое ребятишек: светловолосые девочка и мальчик почти одного роста и более высокий черноволосый мальчик.