Елена Ткач - Танец в ритме дождя

– Милая моя… это все дым. Прости мне ту истерику. Этого тоже больше не повторится. Обещаю тебе! Это все мелочи, мы с ними справимся…

– Дело в деньгах? Или в чем-то более важном?

– С деньгами мы что-нибудь придумаем, сейчас не до этого.

– Я понимаю… – начиная закипать, качнула головой Вера, – еще бы! Сейчас нужно с нами что-то решать. Ты на это способен? Или тебе помочь? Алеша, я…

Ее прервало появление Ольги. Она застыла в дверях кухни, прислонясь к косяку, и, улыбаясь, глядела на Веру.

– Я подумала, тебе нужна моя помощь. Давай вдвоем. Так веселей! Что порезать, что пожарить… Лешка знает: я готовить умею. Ну? Давай!

Вера встала, тяжело вздохнув, – она уже вымоталась до предела. И принялась молча мыть зелень.

– Алеш, – пальчиком поманила его к себе Ольга, – ты ведь, кажется, предлагал согреться. Вином не слишком-то согреешься… Тем более оно кончается. Виски – не дамский напиток. Сходи за коньяком, а?

Перехватив его растерянный взгляд, она быстро все поняла и, исчезнув на миг в коридоре, вернулась со своей маленькой сумочкой. Порывшись в ней, она вынула внушительную голубую банкноту в сто марок и протянула мужу.

– Вот, возьми. Должна же я внести свою лепту в наше застолье! Кроме того, сегодня мой праздник, ведь я так соскучилась по Москве, по всему этому… – Она вздохнула и кивнула Алеше.

Тот, помрачнев, взял деньги, хлопнул входной дверью и растворился в ночи.

– Ну а мы с тобой… Ах! – Ольга изобразила какой-то немыслимый пируэт, потом вспорхнула сильфидой в прыжке и цепко ухватила поникшую Веру за руку.

– Пойдем-ка! Пошли в комнату… У меня есть тост! И Вера покорно пошла.

Ольга разлила остатки вина по бокалам и, торжественно улыбаясь, провозгласила:

– Мы пьем за нас! За наше знакомство. За то, что, кажется, мы интересны друг другу. Не так ли? – Она озорно подмигнула Вере, растерянно вертевшей в руках свой бокал.

Внезапно какая-то бурная и протестующая сила вскипела в Вериной душе. «Что ж, – подумала она, – Ольга не теряется. Я теряюсь! Кажется, от всего этого цирка она даже получает удовольствие! Так почему же я должна выглядеть мокрой курицей, всхлипывающей у любовника на плече?! Что я – рохля какая? Или я – женщина, гордая, самостоятельная и несломленная, способная улыбаться жизни в лицо, когда она хлещет меня по щекам?! Поиграй с жизнью, Верка, поскоморошествуй, пусть она тебя не жалеет – и ты себя не жалей!»

Внезапно она услышала где-то в глубине души свой забытый уже – от счастья забытый – внутренний голос, который всегда ее остерегал от безрассудных поступков. Охранял, когда ей хотелось нестись вперед сломя голову, наперекор обстоятельствам и доводам разума… Он спокойно и твердо шепнул ей: «С жизнью играть нельзя! Берегись, Вера! Тебя засасывает страшная темная воронка, из которой можно не выбраться…»

«Ну и пусть!» – ответила она самой себе и, высоко подняв свой бокал, гордо вскинув голову, сказала:

– Приветствую тебя, жизнь! Ольга, приветствую тебя! Я рада тебе!

И когда они выпили, Ольга, легкая как пушинка, порхнула к Вере и, приобняв ее одной рукой, шепнула на ушко:

– Давай сбежим! Надо же нам с тобой наконец познакомиться! А Алешка пускай… вернется и побудет немного один. Ему это очень нужно сейчас. Ну так как? Бежим?

– Бежим! – не раздумывая ответила Вера.

И словно вихрь прошумел по комнате – они сорвались в два счета и через пару минут шагали по мокрой ночной Москве.

Дождь уже перестал.

Продрогшая после дождя Москва трепетала листвой. Порывами налетал свежий ветер, казавшийся ледяным тем отважным прохожим, которые не прихватили из дому плащей или курток.

Две путницы, вышедшие по Большой Никитской к Тверскому бульвару, начали замерзать. Они ведь были одеты не по погоде: одна – в полупрозрачном шифоновом платьице, другая – в тонкой блузке и крепдешиновой юбке, в которой приехала с дачи.

Их кураж угасал, настроение падало. Да и ситуация не особенно располагала к веселью… И тогда Ольга, озираясь по сторонам в поисках открытого ночного киоска, предложила:

– Вер, давай возьмем чего-нибудь для сугреву. Ночь впереди длинная, а нам надо быть в форме. Не то, не ровен час, простудимся!

Вера молча кивнула. И решительным шагом направилась к освещенной витрине киоска напротив здания ТАСС у Никитских ворот. С той же решительностью, не допускающей возражений, она отстранила деньги, протянутые Ольгой, и сама купила бутылку бодрящего, сладостно-горьковатого грейпфрутового ликера, два пластиковых стаканчика и пакетик орешков.

С деловитой поспешностью заговорщиков они пересекли улицу на светофоре напротив памятника Тимирязеву и углубились в темные, влажно дышащие аллеи Тверского бульвара.

– Давай к дубу пойдем? – предложила Ольга.

– К какому дубу? – не поняла ее озябшая спутница.

– Ну, к тому, который огорожен цепями. Под ним, может быть, Пушкин не раз сидел!

Туда они и направились. Сели на лавочку под сенью таинственно шелестящей листвы, обдуваемые летучими порывами ветерка, который здесь, в уютной тиши Твербуля, казался ласковым и бодрящим.

Ольга ловко отвинтила пробку и разлила желтоватую жидкость по стаканчикам. Кивнув друг другу, они выпили по чуть-чуть, а потом еще – и сразу почувствовали себя не чужими в этом шелестящем, дышащем мире майской ночи.

– Ты обо мне кое-что знаешь уже, ведь так? – начала Ольга.

Вера кивнула. И сразу в ее памяти встали портреты Ольги, которые сегодня – ах, ирония судьбы, – именно сегодня Алеша снял со стен мастерской. И тот, последний, двойной портрет, где обе они как бы слились в единый образ, проглядывали одна сквозь другую… Да-а-а… Разве все это простая случайность? Разве не похожи мы все на бабочек, нанизанных на жесткий стержень судьбы?.. Ей стало не по себе.

– А вот я про тебя ничего не знаю, – продолжала Ольга. – Расскажи! – Она попросила об этом так естественно, так просто, что Вере не показалось, что за этим кроется высокомерие: мол, как же, я танцевала в Большом, а ты кто такая? Не было в Ольгином интересе и пошловатого бабского любопытства. Ей, похоже, на самом деле было важно понять, чем Вера дышит…

– Сейчас, погоди, – так же просто и естественно сказала Вера и принялась рыться в объемистой кожаной сумке в форме портфеля.

Вера знала, что к Алеше она больше не вернется… по крайней мере, сегодня. Она собиралась после их ночного шатания пойти в Трехпрудный. И потому взяла то единственное, без чего не могла уйти – рукопись своего романа. Он был почти завершен, не хватало лишь трех-четырех страниц финала. И Вера знала: главное, что предстояло ей сделать завтра, – это их дописать! А там… Нет, об этом лучше не думать!

Наконец она извлекла рукопись в картонной папке с завязками и протянула Ольге: