Елена Ткач - Танец в ритме дождя

На полянке перед «Макдональдсом» было порядочно народу – в основном молодежи, гуляющей, пьющей, целующейся… Ночная Москва веселилась!

Выхватив деньги из сумочки, Ольга босиком понеслась к киоску, из которого доносилась музыка, проникла в узенькое окошко с головой, протягивая внутрь свою тонкую, почти прозрачную руку. Кивнула кому-то, сидящему там, внутри, и выбежала на середину лужайки, залитой лунным светом.

Вера вся подобралась, она чувствовала, что Ольгу, что называется, понесло, и была готова к любым неожиданностям – вплоть до драки. Привлекать к себе внимание в центре подвыпившей ночной Москвы – дело нешуточное. Криминогенная обстановка…

А Ольга… Она стояла неподвижно, видимо ожидая чего-то, печальная и торжественная, похожая на деву-птицу, собирающуюся взлететь… Внезапно из динамиков, укрепленных на внешних стенах киоска, полилась громкая музыка, и Ольга… взлетела!

Вспоминая потом об этом чуде преображения, Вера пыталась восстановить в памяти ее позы, движения, повороты, вращения и – не могла. Потому что не было поз и вращений. Был Танец. Танец, подобный чуду. Словно сам дух Красоты, воплощенный в маленькой хрупкой женщине, явился сюда, на сценические подмостки ночной Москвы… Явился из звездного мерцания лунной ночи.

Единственное, что Вера могла сказать об этом танце, – это одно – он был молитвой.

Во всем ее облике светилась какая-то ангельская просветленность, а в глазах – боль. Бездна страдания и боли, которую эта танцующая под звездным небом женщина одухотворяла своим искусством. Все ее тело дышало, в поющих руках чудилась неизмеримая сила и власть… над собою, над миром… Откуда вдруг в хрупкой Ольге взялась эта сила, которая подняла ее над собой, над землею – над юдолью земной… Казалось, законы земного тяготения над нею больше не властны. Сквозь слезы улыбалась она небесам, откуда, быть может, лилась к ней в эти мгновения божественная благодать!

Не было больше «Макдональдса». Исчез Твербуль. Время остановилось. Вера не видела ничего – она не могла ничего больше видеть, кроме этой поющей всем телом женщины, чей танец был – сама любовь! Казалось, своим танцем она молилась за всех – ушедших и нынешних, прощала их всех и искупала все их грехи… Ее широкая, колышущаяся на ветру юбка взлетала и опадала, казалась и волшебным нарядом и земным одеянием одновременно. Это была как бы трепещущая, пульсирующая и смятенная аура ее души, сильной и нежной. Души, властной над плотью, познавшей эту плоть и возлагающей ее на алтарь своего искусства.

А искусство свое познала она в совершенстве! Ольга была выдающейся балериной, быть может, даже великой… Вера сидела, не в силах оторвать от нее глаз, подумала только: «Господи, как же она живет с таким даром. Как вмещается в ней этот дар… И как просто, с какой легкостью она справляется с ним…»

К лужайке подтягивались зрители. Скоро собралась небольшая толпа полуночников, бессонных бродяг и влюбленных, затерявшихся в центре Москвы. На их лицах дрожал лунный свет, и все они с непередаваемым изумлением смотрели на Ольгу, точно она, как крылатый бесплотный ангел, прямо на их глазах спустилась с ночного, осиянного звездами неба.

А Ольга… Она танцевала. И всякому, кто сейчас ее видел, казалось, что она берет его обнаженное сердце и гладит нежно и ласково, склоняясь над ним в порыве сострадания и любви. Она жалела их, плакала над ними и вместе с ними, потому что многие невольные зрители плакали – многие, забывшие о том, что такое сострадание, и живущие каждый в своем собственном мире, точно в запертой на ключ скорлупе.

Но сейчас эти скорлупки разбились! И когда последние мощные аккорды Баха, доносящиеся из динамиков, смолкли, а Ольга растаяла, приникнув к земле, слившись с ней, отговорив, отмолившись в своем священном танце и сказав в нем свое последнее слово, порыв ветра взметнул опавший подол ее юбки – и все замерло. Ни шороха, ни шепотка… А потом крики, говор, аплодисменты… Собравшиеся кинулись к ней, тянулись к ее рукам, стараясь к ним прикоснуться, пожать, поцеловать…

Вера, еще не придя в себя, встрепенулась: опасность! Вдруг какой-нибудь пьяный, вдруг полезет, вдруг начнет приставать…

Но ничего подобного! Люди, которым посчастливилось увидеть этот лунный танец, словно были омыты благодатным дождем. Их лица сияли. Здесь были всякие – парочка бомжей, студенты, персоны без определенных занятий, компания «новых русских», высыпавших из притормозившего «мерседеса», иностранные туристы, одинокий старик с дрожащими руками и растерянным взглядом… Они все глядели на Ольгу, как на ожившее божество, к которому и прикоснуться-то грех!

Вот какой-то мужчина, по виду – приезжий, кинулся к огромной клумбе тюльпанов и начал торопливо срывать их, не думая о близкой расправе наряда милиции, дежурившего неподалеку. Но милиционеры даже бровью не повели – они тоже видели это – танец души, молящейся у края ночи. И мужчина, смущаясь, как школьник, поднес Ольге этот растрепанный, выдранный чуть ли не с корнем букет.

Она улыбалась нездешней улыбкой – так, словно еще не вернулась из своих заоблачных высей. На лбу ее блестели капельки пота, а лицо было бледнее восковой свечи. Повсюду слышалось: «Спасибо! Спасибо!» – она кивала, не слыша, ни слова не говоря в ответ. И Вера поняла, что Ольге хотелось бы, чтобы здесь сейчас не было никого… Потому что танцевала она лишь для нее одной. А быть может, только для Бога…

Вера так была потрясена, что продолжала неподвижно сидеть на траве, поджав под себя ноги.

– Господи, что ж это я! – громко воскликнула она, будто очнувшись. – Что ж это я сижу! – И она кинулась к Ольге.

Разорвав кольцо людей, обступивших Ольгу, Вера, словно дикая мать-тигрица, обороняющая детеныша, прыгнула к ней. При появлении Веры Ольгин взгляд прояснился – она вернулась к действительности.

– Извините меня! Извините, – кивала по сторонам Вера, выводя Ольгу из круга зачарованных зрителей и увлекая к краю лужайки, где остались их сумочки.

Маленькая толпа, постояв еще немного, погудев и покивав головами, начала рассеиваться.

– Ты откроешь шампанское? – упавшим голосом попросила Ольга, поднимая на Веру измученный взгляд.

– Конечно, Олюшка! Конечно открою. Сейчас… – И Вера начала с каким-то остервенением срывать тугую пластиковую пробку.

Увлеченная «борьбой» с шампанским, она не уследила за Ольгой, а когда, одолев бутылку, повернулась, чтобы что-то сказать, той рядом уже не было.

Вера, как затравленная, в испуге стала озираться по сторонам… Больше всего на свете она боялась потерять эту невероятную женщину, так и не сказав ей ни слова после всего увиденного… Она понимала, что Ольга может исчезнуть в любую минуту – столь же внезапно, как и появилась.