Вивиан Коннелл - Золотой сон

Должно быть, они имели странный вид, во всяком случае изредка, находя в себе силы оторваться от беседы с Григ, Кельвин бросал на встречавшихся прохожих взгляд, и тут же видел, что все они старательно отводили глаза и делали вид, что ничего не заметили. Кельвин был слишком увлечен, чтобы придавать этому какое-либо значение. Так, не заметив, они описали почти полный круг по городу и одновременно поняв, что не знают, где находятся, подняли головы и посмотрели на окружавшие их дома. Каково же было их удивление, когда они увидели, что стоят у входа в небольшую двухэтажную гостиницу «Босуэлл». Их тут же охватил зверский аппетит – не говоря больше ни слова, они взбежали по ступенькам и прошли в ресторан в левом крыле гостиницы. В зале было пусто – обеденное время давно прошло, а время ужина еще не наступило. Подошедший неслышно официант вручил им меню и исчез. Кельвин изучил меню, передал его Григ, которая долго его изучала, но наконец передала Кельвину со словами: «Разберись сам, пожалуйста. Я тебе полностью доверяю.»

Кельвин был удивлен таким быстрым переходом на слишком уж дружеские отношения, но виду не подал и решил, что так даже будет лучше.

За обедом они продолжали болтать обо всем и ни о чем, а потом перешли в каминную комнату, уселись у огня и предались послеобеденной неге.

– Как здесь мило, – сказала Григ, разглядывая фигурки на каминной полке. – Никогда бы отсюда не уходила.

– В чем же дело, – ответил Кельвин, – мы можем возвращаться сюда сколько угодно, можем даже постоянно здесь встречаться – мне и самому это место по душе.

– Я прочла твой роман, мне очень понравилось, только мне кажется, ты способен на большее – понимаешь, все эти романы, несмотря на их кажущуюся глубину – не больше чем однодневки, их через двадцать лет уже никто и помнить не будет, и в библиотеках их будет не найти, а мне так нравится в библиотеках работать, – хитрым голосом сказала она. Лицо ее смотрело неотрывно на него, глаза блестели, выглядела она такой доступной и в то же время недосягаемо далекой, что Кельвин не нашел в себе сил сопротивляться внезапно нахлынувшему порыву, вскочил с кресла и бросился к девушке. Он едва успел заметить, что страха на ее лице не было – лишь любопытство, смешанное с желанием. Губы их слились. Невозможно описать то чувственное наслаждение, которое доставил Кельвину этот поцелуй, он далеко не сразу пришел в себя, а когда пришел, то обнаружил, что она убежала, и только брошенный ею платок говорил ему о том, что это был не сон.

В полубреду он встал и, пошатываясь, точно хлебнувший диковинного вина, вышел на улицу и побрел в пансион. Последней мыслью, мелькнувшей в голове до того, как он погрузился в сладкий сон, было: «Нет, этого просто не может быть.»

В течение нескольких следующих недель они каждый день встречались в гостинице «Босуэлл» и, попадали в заколдованное пространство, из которого выходили лишь тогда, когда неумолимое время отбивало свой неостановимый ритм, и предлагало им расстаться, и единственное, что их утешало, это то, что ночи весной коротки, и что скоро наступит завтра, и снова придет блаженный вечер в «Босуэлл».

В телефонных разговорах с женой Кельвин, по мере того, как его отношения с Григ углублялись, становился все более лаконичен, стараясь не говорить при этом ни слова неправды, чутко понимая, что одна ложь влечет за собой другую и тогда пропасти уже не миновать. На другом конце провода Кельвин все чаще слышал долгое молчание – Грейс явно размышляла над его словами, пытаясь женским рассудком понять, в какой степени эта связь, мимолетная, как пытался ее характеризовать Кельвин, была опасна для их союза. Наконец Кельвину надоело, он почувствовал, что еще немного, и хрупкий порог между правдой и ложью будет сломан, и он решил увидеться с женой и детьми, тем более, что по детям он действительно скучал и иногда они приходили к нему в снах. Грейс же в этих снах места не находилось.

А на следующий день позвонила Григ, и грустным голосом сказала, что родители позвонили ей из Дорсета и просили приехать – они по ней скучали и слишком долго ее не видели.

– Вот и отлично, – подумал про себя Кельвин, значит, во время моей поездки к детям Григ тоже здесь не будет, я ничего не теряю.

С этой мыслью он вышел из дома и отправился обедать в ближайший паб. Он уже почти дошел, когда знакомый голос снова окликнул его – обернувшись, он снова увидел добрейшего Кристофера – только в этот день лицо его было омрачено глубокой задумчивостью, которую он не считал нужным скрывать.

– Здравствуй, Кельвин, – просто сказал он. – Знаете, я тебя уже разыскиваю, мне очень надо с тобой поговорить. В городе происходят некоторые события, я бы хотел, чтобы ты о них знал.

– Давайте зайдем, пообедаем и все вместе обсудим, – предложил Кельвин.

– Знаешь, ко мне в магазин через десять минут должен прийти один человек, я не хочу, чтобы он долго ждал, поэтому, если ты не против, давай сделаем это у меня в магазине, и там же мы сможем чего-нибудь поесть, – ответил старый букинист. Кельвину не очень хотелось обедать в букинистическом магазине – слишком хорошо он знал, чем обычно питаются букинисты, но весь вид и тон Кристофера говорили о том, что он придавал вопросу огромное значение, и Кельвин не нашел в себе сил отказаться.

В молчании они дошли до магазина, Кристофер отпер дверь ключом и они вошли внутрь. Неистребимый запах книжной пыли ударил в ноздри Кельвина. Мало запахов на свете приятней этого, подумал он, а в Колдминстере другого такого места, пожалуй, и не найти.

Не говоря ни слова, Кристофер жестом предложил Кельвину снять пальто, а сам пошел куда-то вглубь магазина и вскоре вернулся с бутылкой вина и куском сыра.

– Ну вот, я же говорил, мы можем здесь поесть, – радостно воскликнул он, достал огромный кривой нож, порезал сыр, открыл бутылку и разлил вино по бокалам, которые достал откуда-то из-под прилавка.

– Я просил тебя зайти, – заговорил Кристофер, – потому, что ты мне глубоко симпатичен, я считаю, что книги, которые ты пишешь – не самые глупые книги, которые мне приходилось читать, и я хочу избавить тебя от страданий, к которым, на мой взгляд, ты стремительно приближаешься. Ты приехал из Лондона, и привык ты к тому, что живешь там, где никому нет до окружающих никакого дела, но сейчас-то мы в Колдминстере, а это совсем другое дело – здесь каждый человек на виду, о тебе все стало известно в тот самый день, когда ты приехал в пансион. Весь город гордился тем, что ты поехал не в Брайтон, не в другой прибрежный город, а сюда, в Колдминстер. Но через считанные дни город в тебе разочаровался – ты не вписываешься в здешние правила поведения, которые гласят, что семья – священна, и если женатый человек выходит из дома с незамужней женщиной, он должен быть уверен в том, что все заранее обдумал, что в случае, если его спросят о характере его отношений с этой женщиной, он должен быть готов дать исчерпывающий ответ – иначе ему несдобровать. Да это и понятно – событий в городе происходит настолько мало, что большую часть местной газеты занимает колонка светских сплетен – ее перепечатывают из лондонских газет.