Мари Фишер - Нежное насилие

Квартира, которую обещал ей Эрнст Клаазен, оказалась отдельным домиком в районе Бланкенэзе. Домик располагался на северном высоком берегу Эльбы, зажатый между другими ему подобными, в третьем ряду снизу. Но через окно чердачного жилого помещения можно было все же разглядеть гладь реки и противоположный берег.

Катрин была в восторге, о чем и сказала Эрнсту Клаазену, проходя вместе с ним через свежепобеленные комнаты и бегая вверх и вниз по скрипящим ступеням старых деревянных лестниц.

– Я даже не мечтала о чем-либо подобном, – воскликнула она, – и все-таки мне кажется, что всю жизнь я хотела жить именно так.

Он радовался вместе с ней. В джинсах и белом обтягивающем пуловере он выглядел совсем иначе, нежели при их предшествующих встречах: моложе, легкомысленнее, но и уязвимее.

– И как только вы нашли этот дом? – спросила она.

– Он принадлежит моему отцу. Отец жил здесь после выхода на пенсию. До недавнего времени. Но его замучил ревматизм, лестницы стали ему слишком круты, и он перебрался в дом для престарелых.

– Почему же вы сами сюда не переехали?

– Потому что после смерти жены я нашел себе идеальное жилище, весьма практичную квартиру недалеко от редакции.

– Я этого не знала, – смутилась Катрин, – я думала, что вы вообще в принципе против брака.

– Именно поэтому я и выбрал те апартаменты.

Катрин облокотилась на подоконник и взглянула на него. Новая квартира вдруг отошла на второй план. Катрин надеялась, что он побольше расскажет о себе.

– Она попала в автомобильную катастрофу, – сухо сказал он.

Катрин не хотела произносить банальностей вроде: «Какой ужас!», «О, какое несчастье для вас!», поэтому продолжала молчать, не отрывая глаз от его лица.

– Все думали, что меня это сломит. Мы считались счастливой парой, которой можно только завидовать. На самом деле я уже охладел к Инге. Лишь с трудом мне удавалось это скрывать, соблюдая внешние приличия. Нетрудно было предсказать, что скоро это мне надоест. Только ее смерть освободила нас от необходимости разводиться.

– Ну, что вы! – возразила Катрин. – Не думаю, что вы можете говорить об этом в таком ключе. Вероятно, в вашем браке был просто какой-то критический период, и если бы она осталась жива, то все бы снова уладилось.

Он криво улыбнулся.

– Мне надо было заранее предположить, что вам эта история известна лучше, чем мне.

– Этого я никак не хотела сказать.

– Но сказали. Не защищайтесь! Я не хотел лишать вас веры в брачные узы, собирался лишь прояснить свое к ним отношение.

– Благодарю вас за это намерение. – Она соскользнула с подоконника. – Можно мне рассмотреть остальную обстановку?

– Разумеется. Но вообще здесь сейчас только несколько предметов мебели, ничего собою не представляющих. Просто пока еще немного жаль выбрасывать их на свалку. Хорошие вещи отец, конечно, забрал с собой при выезде.

Мебель была сложена в подвале под гаражом: два деревянных стула, прямоугольный стол, кресло с сиденьем из тростниковой плетенки, комод и несколько длинных досок.

– Это – шкаф, – пояснил Эрнст Клаазен, похлопывая рукой по дереву, – его надо только собрать. А стулья и стол – для кухни.

– Великолепно! Можно их использовать? Да? Тогда остается только одно, что мне нужно на первые дни. Это – матрац.

– Я помогу вам перетащить вещи наверх.

– Нет, сначала я немного уберу здесь и сотру пыль.

– Могу и в этом помочь. Ведро и швабру я где-то здесь видел. А порошок, спирт и прочее принес с собой.

– И об этом подумали? – удивилась Катрин. Он пожал плечами.

– Это же само собой разумеется.

Они принялись за работу. Для Катрин было совсем непривычно хлопотать по хозяйству вдвоем с мужчиной. Петер в свое время ни разу и пальцем не шевельнул в подобных делах. Но тогда это было и ни к чему.

Первый этаж дома Клаазенов состоял из четырех помещений: холл над гаражом и подвалом, одна жилая комната, кухня и туалет. На втором этаже были две малых комнатки (одну из них Катрин мысленно сразу же отвела Даниэле) и ванная. Выше располагался оборудованный под жилую комнату чердак со скошенными, обшитыми досками стенами – здесь Катрин собиралась устроить кабинет.

Хотя дом был невелик, но, если бы Катрин пришлось убирать его в одиночку, она пролила бы много пота. А вдвоем они справились до полудня. Потом, втащив в кухню стол и стулья, сделали перерыв.

Эрнст Клаазен позаботился не только о принадлежностях для уборки, но принес также хлеб, масло и закуску, нож, две керамические тарелки, две чашки и термос с горячим сладким чаем.

Получилась небольшая веселая трапеза. От возни с мебелью у обоих разгорелся аппетит, а примитивная обстановка стала поводом для шуток.

– Забавно, – заметила Катрин, – мой желудок даже не пикнул.

Он посмотрел на нее вопросительно.

– Бывало так, что неделями мне не лез кусок в горло, – объяснила она, – потому-то я такая худая. Но вот уже некоторое время желудок меня не беспокоит. – Она хохотнула. – Если и дальше так пойдет, то я скоро растолстею, как на дрожжах.

– Ну, если прибавится пара килограммов к теперешнему весу, то вы, думаю, перенесете это без огорчений.

– Да, верно.

– Я, кстати, никогда не замечал, что у вас трудности с приемом пищи, – сказал он, и в его голосе звучала доля упрека.

– Только не думайте, что просто терпела, Эрнст! Когда вы меня приглашали перекусить, мой желудок всегда вел себя молодцом, да и с Жан-Полем… – Она запнулась.

– Кто это такой?

– Мой бывший друг. Он ел охотно и много, и я всегда, присоединяясь к его трапезе, переносила насыщение нормально.

– Значит, желудок ваш бунтовал только дома у матери.

– Да, – удивилась она, – именно так оно и было. Мне это никогда не приходило в голову. Как это вы догадались?

– Нельзя было не заметить, что вы живете под постоянным прессом.

– Правда? А я сама никогда этого не ощущала.

– И поскольку вы этого себе не уяснили, создавшееся положение в доме матери отражалось на вашем желудке. Но довольно об этом. Я не хочу играть роль психиатра-любителя.

– Согласна.

– Но если только ваш желудок опять начнет бастовать, сразу же известите меня.

– Зачем?

– Чтобы мы могли раскусить самую суть этого явления.

– Думаете, это поможет?

– Обязательно.

Его светлые глаза выражали такую искреннюю озабоченность, что у нее стало тепло на душе.

– Что же теперь делать дальше? – спросила она. – Я имею в виду практически. Думаю, на уплату за квартиру у меня денег достаточно. Но одного сотрудничества в «Либерте» на жизнь не хватит.

– Хотите написать книгу? Скажем, «Творческое рукоделие»?

– Теперь? – спросила она почти испуганно.

– Почему бы и нет? Теперь у вас есть на это время. Я вам выдам аванс за публикацию в моем журнале, а как только выйдут в свет три первые главы, мы заинтересуем работой какое-нибудь издательство. Тогда вы еще заработаете.