Вероника Кузнецова - Горбун

На что только человек не отваживается! Я распахнула дверь настежь и, встав спиной к косяку, одним глазом посмотрела в сад, а другим следила за пустой квартирой. Убедившись, что непосредственной опасности нет (и не может быть), я сделала три быстрых шага вглубь прихожей и повернула выключатель. Следующей моей целью была гостиная. Когда и её озарил яркий свет, смешавшийся с сумерками за окном, я сразу почувствовала себя увереннее. Оставались кухня и моя комната. У Иры я решила свет не зажигать, чтобы не позориться перед самой собой.

До кухни и моей комнаты дело не дошло, потому что зазвонил телефон, заставив меня вздрогнуть. Сердце учащённо билось, когда я поднимала трубку, и суеверный страх смешался с конкретной тревогой за Мартина. Горбун не мог доехать до Копенгагена и, должно быть, звонил с дороги. Какого рода вести хотел он сообщить?

— Я слушаю вас, — нервно сказала я в трубку.

— Жанна, ты? — раздался голос Нонны. — Что у тебя стряслось?

Я была ошарашена этим заявлением. Откуда Нонна знает, что у меня что-то произошло?

— С чего ты взяла?

— У тебя голос какой-то странный.

А мне-то казалось, что я хорошо владею собой и говорю нормально.

— Так, маленькие неприятности, — объяснила я. — Вчера вечером приходил Мартин, был очень пьян, и я выставила его за дверь. А сегодня явился его друг и заявил, что Мартина нигде не могут найти.

— Понятно, — равнодушно сказала она. — Шатается где-нибудь по кабакам. А где вчера была Ира?

— Она предупредила, что не придёт ночевать.

— Понятно, — протянула Нонна, но не уточнила, что именно ей понятно. — А где она сейчас?

— Её нет дома, — ответила я. — Она тебе нужна?

— Нужна, — сказала Нонна, однако было ясно, что она дала бы противоположный ответ при наличии Иры в доме. — Скоро она придёт?

— Сегодня её не будет, — призналась я.

— А завтра?

— Вряд ли. Она куда-то на несколько дней уехала.

— Понятно, — повторила Нонна в третий раз.

Мне стало ясно, что она узнала всё необходимое и, поговорив для вежливости ещё минуты две, распрощается со мной, а я вновь останусь в полном одиночестве и не буду иметь поддержку даже в телефонном разговоре.

— Нонн, а ты не хочешь приехать? — спросила я, косясь на тёмную кухню и закрытые двери двух комнат.

— Я бы больше хотела, чтобы ты приехала ко мне, — возразила моя подруга.

— Сегодня? — спросила я, едва скрыв радость.

— Ну, почему же сегодня? — удивилась Нонна. — Как появится желание, тогда и приезжай.

Желание у меня уже появилось, но выражать его было бы бестактно.

— Как появится, приеду, — пообещала я. — Спокойной ночи.

Я с остервенением швырнула трубку на место и впервые подумала о том, что настоящих друзей у меня нет, и в таком состоянии, в каком нахожусь я сейчас, обратиться мне не к кому.

Страх с беспощадной силой сдавил сердце, словно выждав момент, когда я осознаю своё одиночество. Я уже готова была выскочить из пустого дома, но дверной проём загородила громоздкая фигура горбуна, ещё более уродливая из-за накинутого на плечи плаща. От неожиданности я даже вздрогнула, но, узнав Дружинина, почувствовала радость, граничившую почти со счастьем.

— Куда вы в такую погоду? — удивился горбун. — Дождь льёт как из ведра, а вы не одеты.

Было очень мило, что он обо мне заботится.

— Если не секрет, куда вы собрались? — строго спросил Дружинин, испытующе глядя на меня.

Я не привыкла отчитываться перед посторонними, но этот человек появился так кстати, что я не могла отнестись к нему как к совершенно чужому. К тому же меня подкупало его имя.

— Захотелось прогуляться, — сказала я. — Что-то мне не по себе. Так… тоска какая-то…

— Русская хандра? — улыбнулся он.

Вот уж не ожидала, что горбун умеет шутить.

— Во всяком случае, не аглицкий сплин, — в тон ему ответила я. — Вы не нашли Мартина?

Дружинин покачал головой.

— Его не нашёл, а машину нашёл. Я увидел, что у вас горит свет и даже дверь открыта, и решил сказать это вам лично, а не по телефону. А теперь разрешите откланяться.

— Значит, он явится сюда опять, — безнадёжно сказала я. — Какое несчастье!

— Я поищу его ещё раз, — предложил горбун, — а вы заприте дверь и не открывайте ему. Вообще-то он прекрасный человек, но дуреет, когда выпьет.

Я испытывала ужас не перед возможным вторжением Мартина, а перед пустым домом, и хотела выбраться отсюда под любым предлогом.

— Мартина обязательно нужно найти, — сказала я, пустив в ход женскую хитрость. — Если он успел выпить, то так и будет бродить под дождём, пока не простудится. Я помогу вам его искать.

Моя уловка вызвала на губах горбуна участливую улыбку.

— Вам не хочется оставаться дома? — мягко спросил он. — Вы боитесь одиночества?

Впервые этот довод пришёл мне в голову. Может, я, действительно, боюсь одиночества? Всё-таки мне никогда ещё не приходилось оставаться совсем одной в большом доме. В худшем случае, я оставалась в московской квартире в обществе собаки, но всё-таки это не было одиночеством, потому что рядом находилось живое существо.

— Я не привыкла к одиночеству, — согласилась я. — Наверное, мне поэтому и грустно.

Как далеко было понятие грусти от панического страха, пронизывавшего меня до прихода горбуна, а Дружинин, словно читая мои мысли, внимательно вглядывался мне в лицо. Я поспешила прекратить это исследование.

— Вы говорите, что дождь сильный, Леонид Николаевич? — спросила я, отходя к вешалке и высматривая резиновые сапоги, неважно, какого размера.

— Довольно сильный, — сдержанно ответил Дружинин.

Я спешила, а когда спешишь, то всегда случается какая-нибудь неприятность. Пока я с бурной энергией рылась в груде обуви, я неосторожно схватилась за край пальто, и оно рухнуло на пол.

Горбун оказался галантным кавалером и пришёл мне на помощь, подняв пальто и аккуратно повесив его обратно. Теперь он стоял совсем рядом, отойдя, чтобы не мешать, к самой двери. Я нашла какие-то сапоги и решила переобуться в своей комнате, потому что неотступный взгляд тёмных глаз очень смущал меня, а происхождение горбуна побуждало вспомнить о давно забытых приличиях. Это в наше время никто не обращает внимания на переобувающегося человека, а, может быть, Дружинин воспитан в старинных традициях, когда считалось неприличным выставлять напоказ разутые ноги, а тем более, ноги в неновых колготках.

Я взялась за ручку двери, и Дружинин отступил ещё дальше. Я подумала тогда, что дверь совершенно напрасно открывается с этой стороны, потому что перед ним оказывается вся комната, но ещё лучше было бы, если бы не дверь открывалась иначе, а горбун стоял бы со стороны вешалки. Что ж, придётся войти в комнату, прикрыть дверь и переобуться. И хорошо ещё, что довольно светло и не надо терять время на поиски выключателя, к которому я никак не могла привыкнуть.