Андрей Максимов - Карма

И тут же снова – звонок.

– Да.

Бодрый девичий голос:

– Ой, здравствуйте, Наталья Александровна! Как хорошо, что вы взяли трубку. Это вас беспокоят из газеты «Купец». Вот вы только что пережили трагедию, не могли бы вы рассказать, как там вообще все происходило? Сколько трупов? И вообще, что вы испытывали в этот момент?

Наташа отрубила звонок.

И тут же снова захохотала бешеная корова.

Наташа вырубила мобильник.

Она смотрела на выбегающих людей и почему-то все никак не могла уехать. А люди все бежали с перекошенными от ужаса лицами. Машины срывались, сталкивались и уезжали.

Наташа уже завела машину и вдруг среди толпы заметила человека с перебинтованной окровавленной рукой.

Первое, о чем она подумала: «Если я сейчас возьму у него интервью – это будет настоящий эксклюзив». И уже потом: «Наверное, надо отвезти его в больницу».

Выскочила из машины, подбежала к нему:

– Поехали. Я отвезу вас.

Невидящими глазами Пестель посмотрел на нее, потом узнал и молча, безропотно подчинился.

Уже в машине сказал:

– Спасибо вам огромное. У меня вообще есть машина тут. Но я у самого входа припарковался, не знаю, как выехать. Да еще эта рана дурацкая…

– В Фасовского едем? – спросила Наташа.

Других больниц она просто не знала.

Пестель кивнул.

Они поехали. Навстречу им мчались «скорые помощи», милицейские машины, автобусы с ОМОНом.

Ехали молча.

Наташа включила радио:

– Только что во время прямого эфира был совершен террористический акт, – сообщил звонкий женский голос. – Телевизионные передачи прерваны. После небольшой паузы, когда на экране была заставка с видами Кремля, началась демонстрация полюбившегося зрителям сериала «Милиционеры». По неподтвержденным данным, террорист взорвал себя прямо во время прямого эфира. Список жертв уточняется.

– Идиоты! – выругался Пестель и выключил радио. – Ну, если не знаете, зачем говорить, зачем общественность вводить в заблуждение?

Пестель пошарил левой рукой по пиджаку:

– Надо же, мобильник потерял. Бумажник остался, а мобильник потерял. Лучше бы наоборот.

Наташа протянула свой телефон:

– Если вам надо кому-то позвонить, пожалуйста.

– Мне некому звонить, там просто в памяти нужные номера… – Пестель вздохнул: – Человек спасся от смерти, а ему некому об этом сообщить. Смешно, правда?

– Так не бывает, не прибедняйтесь. У любого человека обязательно кто-нибудь есть: жена, любовница, друг, в крайнем случае – начальник. Я, например, своему уже доложила.

– Начальник?

Пестель вдруг вспомнил слова Саморяда: «Поосторожней в Останкино…»

– С начальником придется разбираться отдельно. Боюсь, меня круто подставили.

– Саморяд?

Пестель помолчал немного, а потом сказал:

– Наталья Александровна, если не ошибаюсь?

Наташа кивнула.

– Вас представили – я запомнил.

– А вы Павел Иванович Пестель. Прямо как декабрист.

Наташа надеялась, что Пестель ей улыбнется. Но он оставался серьезным и говорил веско:

– Наталья Александровна, я понимаю, что вы – журналист и я для вас сейчас очень интересный объект.

Наташа не возражала.

– Но, знаете, мне бы очень хотелось думать, что вы решили подвезти меня не ради интервью, а просто потому, что пожалели. Однако, даже если я не прав, у меня к вам огромная просьба: не надо использовать наш разговор в вашем будущем газетном отчете… Или как там это у вас называется? Мы – два человека, которые только что смотрели в глаза смерти. После этого как-то… Понимаете?

Наташа поняла. И еще поняла, что ей нравится этот человек, который после всего, что он только что пережил, не ноет, не плачется, а говорит нормально, разумно, по-мужски.

– Не волнуйтесь, – сказала Наташа. – Мы, журналистки желтой прессы, конечно, изрядные суки, но даже в нас есть что-то человеческое.

Пестель опять помолчал, потом произнес тихо:

– Телевидение – проклятое дело. Без него, скажем, в XIX веке люди ведь лучше жили, чем сейчас. Наполненней. Разве нет?

Наташа усмехнулась, но ничего не ответила.

Ехали молча. Точнее, стояли в пробках.

Наташа увидела, что забинтованная рука снова начала кровоточить.

– Хотите перебинтую? Я умею.

– Да ладно. Доедем. Не умру.

– Как же мы теперь будем жить, а? – вздохнула Наташа. – Ну, мы все – после этого?

– Так же, как и жили. Нас уже ничем не пронять. Я даже не знаю, что такое должно произойти в жизни русского человека, чтобы он свою жизнь переосмыслил.

– Я знаю, – твердо сказала Наташа.

Пестель посмотрел на нее с любопытством. Но расспрашивать не стал.

Наташа с Пестелем вошли в приемный покой больницы имени Фасовского в тот самый момент, когда по телевизору шли «Новости».

Они увидели на экране себя, затем раздался глухой звук, лишь отдаленно напоминающий выстрел, и – темнота.

Потом возникла диктор. В глазах ее дрожал ужас – то ли от информации, которую она должна была читать, то ли от того, что приходилось читать по бумажке: бегающий над глазом телекамеры «суфлер» подготовить явно не успели.

Диктор вздохнула, привычно бросила взгляд на отсутствующий «суфлер» и забубнила по бумажке:

– Сегодня в Москве во время прямого эфира марафона «Дети – наше счастливое настоящее» внезапно погас свет. Передачи временно были прерваны. Начато следствие, ведется расследование. В правоохранительных органах нашему корреспонденту сообщили, что пока рано делать какие-то выводы. Рассматриваются разные причины произошедшего, в том числе и технический сбой системы. Однако полностью исключить версию террористического акта также нельзя. Слово нашему корреспонденту. Илья?

На экран выскочил молодой человек с лицом отличника, не сдавшего экзамен, и выкрикнул:

– Ирина!

– Илья!

– Ирина! Итак, начато следствие… – После чего нервный Илья слово в слово повторил то, что только что сказала Ирина. – Рассматриваются разные причины произошедшего, в том числе и технический сбой системы. Однако полностью исключить версию террористического акта также нельзя.

– Видимо, сказать нечего, вот они и решили одно и то же повторять по нескольку раз, – улыбнулся Пестель.

Наташа отметила (про себя, разумеется), что ей нравятся мужчины, не теряющие иронии ни в каких ситуациях. И вообще, Пестель… Дальнейшие размышления она резко прервала: лишнее это, ни к чему.

На экране снова появилась диктор, чьи глаза уже округлились и расширились настолько, что стали похожи на два бильярдных шара, и сообщила:

– После того как в студии прямого эфира погас свет, возникла паника…

Пошли кадры бегущих людей. Странно, но смотреть по телевизору на эту, в секунду обезумевшую толпу было несравненно более жутко, чем бежать среди этих людей.