Андрей Максимов - Карма

Наташа хотела сказать об этом Пестелю. Отвернулась от телевизора, увидела, что лицо Павла Ивановича стало белей его рубашки, а рука уже совсем набухла кровью. И подумала: «Боже мой, мы же не телевизор ехали смотреть, мы же в больницу ехали. Вот они – врачи. Целая стена людей в белых халатах».

– Эй, вы! – крикнула Наташа в эту белую стену. – Тут человек кровью истекает. А вы…

– Да ладно, – вздохнул один из белых халатов, не оборачиваясь, и добавил: – Такое происходит… Другие ждут, и вы подождете…

Только тут Наташа заметила, что вокруг действительно много людей. Пьяные или трезвые, с окровавленными лицами или переломанными руками, с легкими или более тяжелыми ранениями – они лежали на носилках или сидели на неудобных, ободранных банкетках. Некоторые страдали в одиночестве, рядом с иными сидели друзья, родственники держали за руки, сочувственно заглядывали в глаза. Но у всех раненых было одно общее, отрешенно-трагическое выражение лица.

Этих людей совершенно не волновали «Новости» по телевизору. Казалось, они постучали в двери Смерти и теперь ждут, откроют им или нет.

– Мы оттуда, – крикнула Наташа. – Мы – из телестудии. – И повторила еще раз: – Из телестудии!

Слово было как пароль. Их тут же узнали:

– Вас же только что по телевизору… Вы же… Мы же видели… – И крики: – Носилки сюда! Скорей! Жертвы теракта! Быстрей!

Наташа почувствовала, как сильные и властные мужские руки пытаются уложить ее на носилки.

– Меня не надо, – огрызнулась она. – Вот он. У него пулевое ранение.

– Я сам дойду без всяких носилок, – сказал Пестель и уже через мгновение исчез за грязными белыми дверьми.

Белая стена халатов резко развернулась к ней, начались вопросы: как там? много ли жертв?

Отвечать не хотелось.

Наташа выбрала среди врачей одного, отвела в сторону:

– Послушайте, сейчас начнут прибывать «скорые» и про этих людей вовсе забудут… – Она показала в сторону несчастных, ожидающих своей участи. – Вы не могли бы сделать так, чтобы ими занялись?

Выражение лица доктора Наташе что-то очень напоминало… Ах да, так смотрит гаишник, когда крутит в руках права.

– А я про вас в газету напишу добрые слова. – Наташа смотрела подобострастно.

– Вы – журналист? Правда?

Наташа показала редакционное удостоверение.

– Хорошая газета, популярная. А вы точно напишете? – Врач смотрел недоверчиво. – Тогда запишите в блокнотик: Денис Сунько, дежурный врач.

Наташа достала блокнотик. Денис Сунько никуда не уходил – ждал, пока она запишет.

Записала.

И – закрутилась карусель. Вмиг откуда-то появились носилки, забегали врачи…

Когда начали подъезжать «скорые», те, стучащиеся в двери Смерти, уже исчезли за белой больничной дверью.

Можно было уходить. Но Наташа понимала, что не уйдет, пока не узнает, что с Пестелем. Казалось бы, что ей до этого человека? Но не уйдет – точно.

Села на банкетку, чтобы передохнуть, и тут услышала:

– Наталья Александровна.

К ней шел удивительно красивый молодой человек в белом костюме и черной майке.

– Коростылев Сергей Сергеевич, – представился он. – Следователь прокуратуры. Вы разрешите задать вам пару вопросов?

Наташа обрадовалась, так как в ожидании вестей о Пестеле у нее появилось занятие.

– Мы вас еще, конечно, вызовем… – Коростылев говорил медленно, без улыбки, голосом человека, которому все ужасно надоело. – Но вы же понимаете, – он вздохнул, – каждая минута дорога. Вы уж расскажите, как там все было. А потом мы вас вызовем. Повесткой. Вы будете свидетелем. А пока…

Этот красивый молодой человек оказался похожим на робота, которого запрограммировали на определенную задачу, вот он ее и выполняет – бесстрастно, равнодушно, спокойно.

Наташа начала рассказывать.

Коростылев слушал не перебивая.

Она говорила, а сама думала про Пестеля. Вот, например, если он останется в больнице, она хотела бы его навещать. Хотела бы! – в этом надо честно себе признаться. Но, с другой стороны, в ее нынешнем положении необходимо взять себя в руки, не начинать тех отношений, которые неминуемо приведут к тому, что ей запрещено. Теперь она по любви не может, теперь – только из мести.

– Вы запомнили лицо стрелявшего? – лениво спросил Коростылев. – Сможете описать?

– Смогу. Только, я думаю, его наверняка успели снять. Телевидение все-таки. Вы посмотрите. Может быть, даже момент выстрела есть на пленке.

– Это правильно, – вздохнул Коростылев. – Продолжайте.

– А что, собственно, продолжать? – спросила Наташа. – Я рассказала все, что знала. Если у вас есть какие-то вопросы – пожалуйста, я отвечу.

– Вопросы, – вздохнул Коростылев, – вопросы у нас всегда есть. Такая жизнь: всегда есть вопросы.

Больше, однако, Коростылев ничего не спрашивал. Наташа не знала, что говорить. Так и стояли молча среди водоворота людей.

– Сергей Сергеевич? – К Коростылеву подошел врач. Он был абсолютно лыс, даже на лице не было никакой растительности, только дырки глаз, носа, рта… Было совершенно очевидно, что все должны были называть такого человека Фантомас. – Мне сказали подойти к вам, я – Георгий Степанович, доктор…

Коростылев перебил его:

– Жертвы есть?

– Есть.

– Много?

– О количестве я говорить не уполномочен.

– Каков характер повреждений?

Георгий Степанович нервничал. И чем более спокойным был Коростылев, тем больше нервничал врач:

– Послушайте, у меня там раненые, а вы тут… Извините.

– Ничего, ничего, – вздохнул Коростылев. – Продолжайте.

– Мне, видите ли, нечего продолжать. Вы прекрасно знаете: для того чтобы давать сведения, интервью всякие, у нас есть начальство. А мы – лечим. Понимаете? У нас так повелось: одни разговаривают, другие работают. Понимаете?

– Понимаю, – снова вздохнул Коростылев. – Что ж тут сложного? Как говорится, в нашем колхозе та же фигня. Вы идите, лечите.

– Начальство позвать?

– Зачем? Начальство нас само найдет. Скоро прибежит спрашивать, о чем можно прессе говорить, а о чем ни-ни.

Наташа догнала Фантомаса у самой двери, дернула за рукав халата:

– Георгий Степанович, простите, я…

Врач резко развернулся, но вдруг голое лицо его осветилось улыбкой:

– А я вас узнал… Вы вели этот кошмар, да? Хотите узнать про вашего товарища? У него еще фамилия такая историческая…

– Пестель…

– Да-да.

– Строптивый он у вас очень. Все-таки пулевое ранение. Правда, кость не задета, мы рану обработали. Я хотел бы оставить его в больнице, но он…

И тут абсолютно кстати, как бывает только в плохом кино, распахнулась грязная дверь, и из нее выскочил Пестель. Пиджак надет на голое тело. Перевязанная рука болтается на подвязке. Вид не просто нервный – сумасшедший.