Анна Дэвис - Такси!

Пятнадцать минут спустя я вышла из конторы с толстым конвертом, набитым пятидесятифунтовыми бумажками, и завернула в магазин на Уордор-стрит, чтобы позвонить Джонни. К моему изумлению, он снял трубку. Говорил Джонни медленно, словно преодолевая боль. Я не стала тратить время на пустую болтовню, просто сказала, что три тысячи, которые ему нужны, у меня есть. Джонни начал было упрашивать, чтобы я пришла, но я заявила, что у меня ланч с подругой в Вест-Энде, и если он хочет получить деньги, то пусть поднимет задницу и встретится со мной позже. Джонни что-то забормотал, я его перебила и велела подойти к трем часам в «Комедию», паб на Оксендон-стрит у Лестер-сквер. Джонни заныл, что у него голова разламывается, и тогда я рявкнула, чтобы он не был такой размазней, и отсоединилась.

Почти половина первого. Солнце сияло сквозь прорехи в тучах. Тэвисток-стрит, Ковент-Гарден. Я встречалась с Ричардом в ресторане «Софра» — это место нашего первого свидания. Его идея.

Улыбчивая официантка-турчанка провела меня в длинный зал, забитый публикой. Надраенный сосновый пол, в горшках — растения с крупными блестящими листьями. Снуют туда-сюда официанты, гремит посуда — и всего один-два свободных столика. А вот и Ричард — сидит и читает меню; на нем костюм, которого я никогда раньше не видела и который определенно был из гардероба гомика.

— Китти! — Ричард поднялся, чтобы поцеловать меня. — Великолепно выглядишь.

Ни хрена подобного. На мне все те же черные штаны и тот же заношенный черный топик из лайкры, в которых я прошлой ночью крутила баранку. Ричард благоухал гелем для душа и свежестью.

— Откуда такой прикид? — поинтересовалась я, когда мы сели.

— Ты про это старье? — улыбнулся Ричард. — Из «Джигсо».

— Выглядит не таким уж старым.

Ричард снова уткнулся в меню:

— Может, закажем вино? Красное или белое?

— Днем я предпочитаю белое, если ты не против.

— А давай-ка шампанское! — И он лихим жестом подозвал официантку. Я внезапно напряглась. А зачем он меня сюда приволок? Возникло страшное подозрение: вот достанет сейчас кольцо или еще что-нибудь эдакое…

— В чем дело? — спросил Ричард.

— Ни в чем. — Я обводила взглядом цветы, тележку с десертами, окна в потолке. Все пыталась вспомнить, не за этим ли столиком мы сидели при нашем первом свидании.

Лицо Ричарда потемнело.

— А… — вымолвил он. — Так ты не помнишь.

О господи. Да как же можно держать в голове все даты, все детали. В дневнике, наверное, все записано, но дневник в машине, и я не заглядывала в него уже несколько дней…

— Ричард, мне очень жаль… — Ну что тут еще скажешь?

— Пустяки. — Его губы сжались. — Не имеет значения. Давай, заказывай. Но это явно имело значение.

Сегодня два года, как я встретила Ричарда. На ярмарке в Хемпстед-Хит. Не на большой праздничной ярмарке, а на обычной толкучке, где раскатывает облезлый поезд ужасов с траченными молью вампирами, раскачивающимися на веревочках, где по «американским горкам» едешь так медленно, что приходится приложить немало усилий, чтобы испугаться, где болтаются шарлатаны и с бесчисленных лотков продают лежалые леденцы, приторные засахаренные яблоки и плюшевых мишек в полиэтиленовых пакетах. Добавьте к этому холодный день с внезапными порывами ветра и регулярными порциями краткого, но сильного дождя — и картина будет полной. Я была там с Джейн и ее мужем, Спенсером. Джейн — это моя соседка из Пэкхема. У нас было мало общего, но я тогда думала, что побольше друзей женского пола мне не помешает. С той поры мы не виделись. Джейн и Спенсер захватили на ярмарку свою псину — черно-белую дворнягу; только когда они в третий или четвертый раз всучили мне поводок, а сами удрали кататься на поезде ужасов, до меня дошло, зачем я им понадобилась. Я стояла и мерзла, а псина, скучавшая ничуть не меньше моего, обнюхивала разбросанные вокруг обертки от хот-догов и пакетики от чипсов. Тут-то я и увидела ее: темные кудряшки, огромные глаза, приоткрытый рот, розовые штанишки. Маленькая девочка, едва умеющая ходить, блуждала под ногами у взрослых, как в лесу, и никому не было до нее дела.

Моих «разрешите пройти» никто не слушал, и я, решительно распихав толпу, протолкалась к девочке, наклонилась и взяла ее за руку. Она плакала и смотрела на меня полными страха глазами.

— Привет. Ты потерялась? А где твоя мама?

Я редко имела дело с детьми и сама удивлялась, до чего эта малышка меня тронула. У детей постарше и у взрослых есть причины плакать — мы ведем счет своим слезам. А эти бегущие из глаз слезы были порождены младенческой невинностью.

Плач мешал девочке говорить. Тут собака бросилась вперед, чтобы лизнуть ее, и, прежде чем я успела натянуть поводок, девочка завизжала. Тогда-то и возник, словно ниоткуда, запыхавшийся, раскрасневшийся мужчина с коляской.

— Эй, что вы делаете? Вам не увести мою дочь!

Я выпрямилась, потуже натянув поводок. Мужчина подхватил девочку; она обвила руками его шею и сначала спрятала лицо у него на груди, но потом повернулась так, чтобы украдкой смотреть меня.

— Так вы ее отец?

— Именно, черт побери! Да я вас засужу! Вот болван.

— Вот как? И за что? За то, что хотела помочь потерявшемуся ребенку? Вам бы, мистер, не мешало получше присматривать за дочерью. В следующий раз ее может найти кто-нибудь совсем не похожий на меня.

Я повернулась к нему спиной и зашагала прочь, волоча за собой собаку. Но через пару шагов кто-то тронул меня за плечо. Я обернулась. Мужчина спешил следом, пытаясь одновременно и удерживать на руках девочку, и тащить коляску.

— Извините. Я просто голову потерял. Она была в коляске. Я и отвлекся-то всего на несколько секунд… хотел выиграть для нее мишку. А когда посмотрел снова… Знаете, это очень нелегко — когда не с кем разделить ответственность. Физически невозможно держать ребенка в поле зрения каждую секунду.

Вид у девочки был совсем усталый. Хороший человек, дело ясное. Я улыбнулась, давая понять, что инцидент исчерпан.

— Как ее зовут?

— Дороти, — сказал он. — Я обычно зову ее Дотти. А я — Ричард.

В отцах-одиночках бесспорно есть какая-то особая притягательность. Хотя, по правде говоря, околдовала меня замечательная девочка Дотти, а вовсе не ее папаша.

— Что ж, Ричард… Пойдемте выигрывать для Дотти плюшевого медведя.

Шампанское согрелось и уже немного выдохлось. Никто из нас еще не допил и бокала. Управляясь с седлом ягненка, я вспомнила, что именно это ела, очутившись здесь впервые, и как бы между прочим сообщила об этом Ричарду. Он вяло улыбнулся. Все — сил моих больше нету. Я отложила нож и вилку и уставилась на маленькое пятно на скатерти.

— Я должен тебе кое-что сказать, — нерешительно проговорил Ричард, покончивший, слава богу, с фирменным блюдом «Софры».