Элизабет Уолкер - Ложное обвинение

Когда Мартина уже почти доела вафли, Джим, держа перед собой полный поднос, появился на террасе и приветливо кивнул ей. Вообще-то он не любил разговаривать по утрам, но исключения делал довольно часто. Мартина всегда зачарованно следила за тем, как сосредоточенно он ест свой омлет, и гадала, с чем он сегодня – с зеленью или с сыром. Как ни странно, все омлеты, приготовленные Джимом, выглядели совершенно одинаково, но как-то он объяснил ей, что между ними существует огромная разница. Очевидно, чтобы понять это, нужно было попробовать хотя бы два из них, но Джим никогда этого не предлагал, и Мартина была ему благодарна, потому что терпеть не могла яйца по утрам – ни в каком виде.

– Сегодня с сыром? – спросила она из вежливости.

– Разве это похоже на сыр? – изумился Джим. – Ведь я же тебе говорил, что в омлете с сыром непременно должна быть… – И он назвал какую-то приправу, о которой Мартина и понятия не имела.

На его тарелке лежали, как обычно, три кусочка ветчины. Он ничего не говорил, но Мартина отлично знала, что один из этих кусочков предназначался ей, потому что Джим всегда съедал только два. Ветчина была поджарена просто превосходно, такой хрустящей корочки Мартине никогда не удавалось добиться. Она с удовольствием проглотила свою порцию и опять, в который уже раз, задумалась над тем, как же Джим готовит ветчину. Может, в какой-то момент надо закрыть сковороду крышкой?

– Ну, и какие новости в прокуратуре? – спросила она, снова вернувшись к вафлям.

– Можем поделиться преступниками, их у нас выше крыши, – отозвался Джим. Это был верх его остроумия. Иначе он шутить не умел. – А что новенького в Отделе по установлению отцовства?

Мартина пожала плечами.

– Обычная рутина. «Я и в глаза ее не видел, она врет, кто-то просто хочет меня подставить», – как, впрочем, всегда. А на днях нам удалось выявить одну лжемать.

Джим с интересом посмотрел на нее. Случай действительно был необычный. Тесты на кровь показывают, что тот или иной мужчина не может быть отцом данного ребенка, а тут выяснилось, что младенца произвела на свет другая женщина, не та, что называла себя его матерью.

– И что же это за история? Что-нибудь удалось выяснить? – спросил он, подцепив вилкой очередной кусочек омлета.

– Мы показали ей результаты теста, и она созналась, что ребенка родила ее племянница. Родила – и вскоре заявила, что не хочет растить его. Вот женщина и решила воспитать его сама, – ответила Мартина.

– А почему она не рассказала все с самого начала? – удивился Джим. – Или вы не объяснили ей, что такое этот тест?

Мартина почувствовала, что начинает терять терпение.

– Слушай, Джим, – раздраженно проговорила она, – ты же прекрасно знаешь, что для многих объяснения, причем даже самые подробные, мало что значат. Человек смотрит на пробирку со своей кровью, и я по его лицу вижу, что он мне не верит. Не верит, будто его кровь может рассказать о нем очень и очень много. Да что я тебе втолковываю прописные истины, ты же имел дело с нашим бюро.

Он передернул плечами:

– Да уж, я достаточно насмотрелся на сопляков, которым придется целых восемнадцать лет расплачиваться за одну минуту удовольствия.

– Ну знаешь, – вскипела Мартина. – Неужели ты считаешь, что мужчина должен взваливать все бремя расходов на женщину? Она будет растить его ребенка, а он останется в стороне? Разве это справедливо, если суд признает его невиновным? Ведь тогда ей надо будет рассчитывать только на государственное пособие!

– Ладно-ладно, успокойся, – примирительно помахал вилкой Джим. – Я нарочно поддразниваю тебя, чтобы расшевелить и подготовить к тяжелому трудовому дню. Тебе же с твоей работой никогда нельзя расслабляться.

– По дороге на службу я буду все еще мысленно спорить с тобой, – ответила Мартина. Она допила кофе и нахмурилась: – Ты плохо думаешь о женщинах, Джим. Иначе ты бы искал в них не только красоту.

И все-таки ей показалось, что последнее слово осталось за ним. Когда недовольная Мартина, собрав посуду, покидала террасу, он, по-прежнему усмехаясь, смотрел ей вслед.

Все знакомые постоянно корили ее за то, что у нее всегда было приподнятое настроение. Она ничего не могла поделать с этим, потому что и впрямь умела радоваться жизни. Так, может, Джим попросту пытался вывести ее из себя? Что ж, это ему почти удалось. Мартина вспомнила то время, когда она только-только познакомилась с Вирджинией. Вот уж кто не уставал изумляться ее характеру!

– Ты что, газет не читаешь? – приставала она к Мартине. – Разве ты не знаешь, какие ужасы творятся вокруг?

– Разумеется, знаю, – ответила Мартина. – Но жизнь-то у меня всего одна, и я хочу прожить ее с удовольствием.

Стив Ю, их сослуживец, тогда как раз проходил мимо и счел нужным вмешаться в разговор.

– Ничего, ты станешь другой, когда поработаешь здесь подольше. Попомни мои слова, – предостерег он.

Не то чтобы оба они – и Стив, и Вирджиния – не любили свою работу, но она казалась им неприятной и отнимающей слишком много нервов. Мартина же полагала, что все они делают то, что должны делать. Их работа была нужна обществу. Ведь женщины всегда будут рожать, и, следовательно, им всегда нужны будут деньги для того, чтобы поднять ребенка и вывести его в люди. Нельзя жить нормальной жизнью, если ты получаешь только те крохи, которые государство платит тебе как матери-одиночке, вот почему женщины были счастливы, если суд принуждал отцов выплачивать им еще сто – сто пятьдесят долларов в месяц. Именно для этого и существовал их Отдел по установлению отцовства.

Когда Мартина приехала на службу, она уже выкинула из головы дурацкие разглагольствования Джима. Будь его воля, все одинокие матери давно были бы пущены по миру. Какое счастье, что он больше не работает на их бюро!

Едва она вошла в офис, как ее позвал к себе начальник.

Ральф Холл стал директором задолго до того, как Мартина поступила сюда на работу. Поначалу он был против ее кандидатуры, и его можно было понять. Маленькая хорошенькая женщина – и какой-нибудь водитель автобуса, которого она должна будет убедить платить алименты на ребенка, о чьем существовании он и не подозревал! Ральф полагал, что она не выдержит и скоро сломается. Но Мартина-то отлично знала, что он ошибается в отношении ее, и твердо решила доказать ему это. Для начала она гордо выпрямилась и попыталась посмотреть на него сурово.

Ральф усмехнулся. М-да, трудно демонстрировать характер, когда голова у тебя кудрявая, как у ангелочка с рождественской открытки, а рост чуть больше полутора метров. В то время Ральфу было шестьдесят; неглупый и весьма требовательный к своим сотрудникам, он забросал ее множеством заковыристых вопросов, касающихся всяких юридических тонкостей. Спустя полчаса он удовлетворенно откинулся на спинку кресла и произнес: