Сара Монк - Романтическое приключение

— «Как удержать лунный луч в руке?» — кивнула Мэрилин, похлопывая Лизель по руке.

Лизель, наконец, поняла и сморщила нос в обиде.

— Ты бесчувственная корова. Я открываю тебе сердце, а ты шутишь.

— Я твоя сестра, это моя работа — опустить тебя с небес на землю. Давай, — Мэрилин ткнула ее в ребра, — признавайся, ты ведь знаешь, чего хочешь?

— Нет. Не знаю, — проворчала Лизель. — И я возвращаюсь к своему обещанию. Никаких мужчин, и точка!

— Неужели?

Лизель решительно кивнула.

— В жизни много других вещей, кроме мужчин.

— О, абсолютно верно.

— Например, это потрясающее место. Мы проделали большую работу, и еще столько предстоит сделать. Где мой любимый гаечный ключ?

— Ты собираешься что-то чинить?

— Нет, я собираюсь использовать его, чтобы кое-что исправить в себе.

На следующее утро Лизель спустилась вниз помочь Эрику с завтраком, но нашла только Касю, которая явно пребывая в дурном настроении, жарила бекон и сосиски. Она с такой злостью тыкала в них вилкой, что можно было подумать, бедная свинка должна умереть дважды, а Кася радуется, что ей оказана подобная честь.

— Кася, что вы делаете?

— Эрик звонил. Он опять заболел. — Кася сделала большие глаза. — Поэтому я сама начала готовить, иначе мы не успеем к завтраку.

Мэрилин вошла через вертящуюся дверь и присвистнула.

— Эрика нет? — спросила она, видя, что Кася сердито орудует сосисками, которые, протестуя, лопаются и подпрыгивают на сковороде.

— Позвонил, что снова болен, — вздохнула Лизель. — Это плохо, бедный малый, он так часто болеет. Я по-настоящему беспокоюсь за него. Думаю, стоит его навестить. Вы сможете приготовить завтрак без меня?

— Конечно, сможем.

Лизель только однажды была дома у Эрика, когда подвозила его с работы. Тогда он признался, что не очень хорошо себя чувствует. Он жил в доме, который скорее можно было назвать студио-апартаменты, но на самом деле, это было здание в викторианском стиле, владелец которого сдавал комнаты. Дверь подъезда была открыта, и поэтому она вошла и осторожно постучала в дверь.

— Привет, Эрик, это Лизель. Я принесла вам поесть.

Она постучала снова, и через несколько секунд Эрик открыл дверь. Он был в халате, глаза красные, под глазами темные круги.

Лизель протянула термос и сумку.

— Суп и сандвичи, — сказала она.

Комната была крошечная, видимо, она служила гостиной, кухней и спальней одновременно, но все было безукоризненно чисто и аккуратно. В глаза сразу бросалась одна особенность — каждое свободное место, будь то стена или поверхность, занимали фотографии. На большинстве их была запечатлена темноволосая женщина с тонким лицом и милой улыбкой; остальные, как поняла Лизель, были снимками сына Эрика. Самая последняя фотография занимала место над его столом, это было групповое фото из «Рога изобилия», а именно пикник на пляже.

Лизель была благодарна за то, что Эрик, казалось, рад ее видеть. И если она и сомневалась, что болезнь настоящая, то теперь решительно отбросила все подозрения, потому что он выглядел ужасно. И он явно что-то скрывал.

Лизель вскоре поняла это по тому чувству вины, которое исходило от него. Любая женщина мгновенно ощущает ложь без всяких объяснений.

Они съели по тарелке супа и поговорили об отеле, Алексе и меню, прежде чем Лизель заметила почти пустую бутылку виски за подушкой на старой софе, и тогда все встало на свои места. И не ее вина, что это не вызвало у нее улыбку. Она знала, что на работе Эрик никогда не пил. Она никогда не видела, чтобы он это делал. От него никогда не пахло спиртным, и не было никаких признаков похмелья. Однажды по его просьбе она доставала вещи из его сумки и пакетов, и, казалось, он никогда не пытался что-то утаить от нее.

Лизель перевела разговор на женщину на фотографиях. И Эрик рассказал, что это была его жена. Она погибла в автомобильной катастрофе двадцать лет назад, когда их сыну Эрику было пятнадцать.

— Столько же, сколько мне, когда умерли мои родители, — проговорилаЛизель.

Эрик вздохнул, и его глаза наполнились слезами.

— Это вы? — Лизель указала на фотографию мужчины в форме.

— Да, когда служил на флоте.

— Я всегда подозревала, что вы были дьявольски красивы, — сказала Лизель.

Эрик выдавил улыбку.

— Я был такой кретин, не верил в любовь с первого взгляда, и потом встретил Джин. Она улыбнулась мне, и я пропал.

— Ах, как прекрасно!

— Если честно, она заставила меня побегать. Я был в ужасе. Понял, что пропал, понимаете? Вел жизнь холостяка и вдруг понял, что все кончено. Одна женщина до конца моих дней. — Эрик замолчал и отвернулся.

Лизель догадалась, что он плачет и не хочет, чтобы она видела. Она повернулась к подоконнику и притворилась, что рассматривает фотографии, пока он снова не заговорил.

— До сих пор так больно, — вздохнул Эрик.

— Очень хорошо понимаю вас, — отозвалась Лизель.

— И у вас своя боль. И это заставляет меня чувствовать еще больший стыд. Я просто… — Он остановился и указал на бутылку виски. — Не всегда как сейчас… Но иногда это единственное, что может успокоить… Вы думаете, после всего, что произошло, я смогу справиться с этим?

Лизель покачала головой.

— Тут, к сожалению, нет определенных рецептов.

— Вы потеряли мать и отца, но, кажется, справились, — сказал он со стыдом на лице.

— У меня есть Мэрилин и Алекс. Если бы не они, то я закончила бы в другом месте.

— Правда?

Лизель кивнула:

— Думаю, да. Я не смогла бы выжить без них. У меня тоже было тогда ужасное время.

— Когда это случилось, я не смог взять себя в руки.

Услышав признание Лизель, он открылся полностью, рассказал ей о самых черных моментах своей депрессии, в которую периодически погружался. Он опустошал бутылки виски, понимая, что это ужасно, но все же лучше, чем черная реальность, которая постоянно напоминала о себе, словно это случилось только вчера. И, наконец, пришел к признанию своей вины, которая преследовала его с тех пор.

— Это была моя вина, я не должен был оставлять ее, но я согласился на внеурочную работу. В ту ночь она не должна была садиться за руль…

Он делал все, что мог, стараясь держать себя в руках ради сына, но когда Эд решил отправиться путешествовать, уже ничто не могло удержать его, и он все чаще и чаще уходил в запой и называл это «потакание своим слабостям».

— Я очень извиняюсь, что это отражается на моей работе, мисс Лизель. Завтра я принесу вам мое заявление.

— Ни за что! — вскричала Лизель.

— Это единственный выход. В любом другом месте меня бы уже давно выставили за дверь.

Однако Лизель проигнорировала его слова и просто протянула руку.

— Пойдемте, — сказала она.

Эрик, не понимая, посмотрел на нее.